Наша жизнь в Эллоране также тиха, ленива, настороженно вальяжна, словно развалившийся, разомлевший на солнышке кот, окружённый щебечущими беспечно воробьями. Я не покидаю территорию особняка, днём получаю письма от Тайи с подробным перечнем того, что делали они с Эстеллой, пишу ответные, полные советов, наставлений и просьб поцеловать Звёздочку за меня, передать малышке, что мама любит её и очень скучает. Читаю вслух Нордану письма Тайи и те, что писала ему все эти годы, читаю от строчки до строчки – не знаю, какие из моих каракулей мужчина видел во сне, а какие нет. Вместе с Лиссет привожу дом в порядок, придаю нашему убежищу вид более жилой, уютный – всё же невозможно долго находиться в комнатах пыльных, неопрятных, с мебелью под саваном чехлов. Занимаюсь – я уговорила Дрэйка показать, как строится защитный полог, и сделать новый на моей крови, с доступом только для нас пятерых. Это не панацея, нет гарантии, что в случае необходимости Рейнхарт или кто-то другой не найдёт способа проникнуть на территорию особняка, но так, по крайней мере, мы уверены, что незваный гость не войдёт сразу, столь же легко, непринуждённо, как вошёл когда-то в прежний дом и в мою жизнь.
Занятия, начавшиеся с построения полога, переходят постепенно к изучению других ветвей магии братства. Припомнив всё немногочисленное, что нам рассказывали в храме о человеческом колдовстве, о чём поведала мне мама, я понимаю, что магия братства и чистокровных людей действительно различается. Я не владею стихийной силой, не смогу, подобно моим мужчинам, лёгким мановением руки что-то сжечь или заморозить, но мне доступно многое другое, защита в том числе. Мне интересно слушать Дрэйка, интересно наблюдать, как мужчина рисует для меня схемы на бумаге, объясняет про потоки, линии и точки соединения. Как демонстрирует на практике и улыбается мягко, терпеливо, глядя на неуклюжие мои попытки повторить. Поправляет, корректирует, спокойно объясняет заново. По сути, наши неожиданные уроки становятся единственным временем, которое мы проводим только вдвоём, отвлекаясь от прочих забот, тревог и мыслей, единственной возможностью прикоснуться друг к другу, пусть и невинно к руке. Возвращаясь домой, Дрэйк всегда обнимает меня, и я скромно целую его в щёку. На ночь и поутру целует уже мужчина, в уголок губ, словно мы женаты так давно, что нам неведом вкус опьяняющей страсти, словно пожар юности уступил место ровному уютному пламени отношений долгих, устоявшихся. Мы не обсуждаем сложившуюся ситуацию, не делаем друг другу намёков, не настаиваем, не пытаемся зайти дальше коротких целомудренных объятий и осторожных прикосновений к запястью, пальцам или плечу. Нам обоим будто кажется неуместным отдаваться порывам страсти сейчас, когда тело Нордана рядом, а разум его блуждает в неведомых далях мира сновидений.
