— Чего на нее смотреть. Монтировка как монтировка.
— Покажи а? Я тебе денег приплачу.
— Столица, столица — вздохнул таксист. Он сунул руку между креслом и рычагом ручного тормоза и извлек оттуда монтировку. С восхищением принял ее Антон.
— Надо же так вот ты какой. Жизненный стержень. Альфа и Омега. Слушай, продай а?
— Чего удумал. Мне самому нужна — таксист потянулся за монтировкой. Антон тут же спрятал ее в шубу.
— Продай. 50 долларов дам.
— Смеешься ты, столица. Это за монтировку.
— Ты себе еще найдешь — Антон приобнял таксиста и настойчиво засовывал ему в нагрудный карман деньги.
— Э-э, бог с тобой бери — наконец согласился таксист.
— Спасибо, дедун. Ты даже после первого раза не был так счастлив как я сейчас.
— Это из-за монтировки что ли?
— И не только — Фиалка интимно склонился к таксисту — Ты мне дедун сразу понравился.
— Но, но ты это — таксист отстранился, вжимаясь в дверцу.
Антон подвинулся вслед за ним.
— Ты не обижайся, дедун. Всегда будут нужны, такие как вы и такие как мы. Чугунный закон равновесия и мира. И мы вам будем нужнее, чем мы вам.
— Как это — спросил озадаченный таксист, несмело пытавшийся снять руку Антона со своего плеча. Антон не поддавался.
— А на ком вы будете срывать свою злость? — шептал Антон, все теснее прижимаясь к таксисту — Если что-то не будет получаться. Единение с землей штука тонкая, а вдруг что-то не получится. Мы тут как тут. О-па встречай нас. Поливай грязью. И вам хорошо и нам не сладко.
Со стороны было забавно наблюдать, как Антон играл обольстителя. Жестокого, перешибающего все препоны. Так бесформенная в полнеба туча наползает на легкое барашковое облачко с одной целью: смять, покорить уничтожить. И таксист потерялся. Гипнотизируемый неистовым Антоном, он превратился в пухленькую (и куда девалась боцманская полнота) беленькую монашку, трепещущую в руках властного и распутного андалузского идальго.
— Единственное, что может нас спасти — сверкнул глазами Антон — подарить единение, избавить от вековой классовой вражды неудачников и счастливцев. Дать недостижимую гармонию отношений, не опошленную постылой рутиной бытия. Подарить нам Эдем, где босые ноги и утренняя прохладная роса, воспринимаются не как что-то противоестественное, а данное высшими силами необходимое благо. Где фиговый листок всего лишь деталь костюма, а не лицемерный фетиш, привлекающий злое слюнявое внимание к простоте, превращающейся в похоть. И это единственное, затасканное, но все еще великое и недостижимое в своем забвении, пересыпанное нафталином чувство. Это…
