— Сама жизнь. Но идти нам.
— Но идти нам.
— Нам идти!
— Нам идти!
— Во веки веков. Аминь.
— Аминь. — выдохнули разом Сергуня и Запеканкин, и Надежда. Выдохнули и ослабли, изрядно потрепанные волей.
— Хорошо. — сказал Ягуар Петрович. У его рта вновь появилось, исчезнувшее было во время странной и непонятной молитвы волокнистое облачко.
— Надеюсь на тебя, сестра. — Ягуар Петрович посмотрел на Сергуню. — В тебе сила веками проверенная есть. Я вижу.
Просто так он это брякнул или действительно что-то увидел, объяснить было некому. Ягуар Петрович уехал. Петр пытался выяснить у Сергуни.
— О чем это он? Какая такая сила?
— Не знаю, Петя. — ответила Сергуня и добавила твердо, необсуждаемо.
— Пойдемте, Петя. Нам пора.
Повинуясь, Петр пошел за ней, так ничего и не поняв. Их выгрузили там, где от двухполосной неземной гладкости «олимпийки» уходила к полукружью мозаичной многоэтажки дорога, неважно прикрытая асфальтом грубого помола. Запеканкин для удобства обхватил мешки руками и прижал их к бордовому кафтану со средневековым ласковым на ощупь орнаментом. Экипировку для столь многочисленного священного воинства собирали по всему городу. Траченое молью одеяние для Запеканкина Ягуар Петрович выцарапал в гардеробной кунсткамере облтеатра. Некогда оно символизировало неправедную роскошь боярина-предателя в народно-патриотических пьесах. Иудушку с квашенным капустным листом в рыжей бороде, хищным носом и высокой, как печная труба, шапкой. Теперь кафтан условно должен был сойти за наряд Деда Мороза. Такая планида была у этого кафтана. Такой мактуб. Сергуня шагала быстро. Запеканкин с трудом, но поспевал за ней. На ходу они перебрасывались словами.
— А вот здесь я живу. — Запеканкин, чтобы показать свою притихшую избушку в мозаичном полукружье, перешел на приставной шаг. — Тут раньше все такие дома были. Свои. Потом.. — Запеканкин приостановился, чтобы локтем попробовать вернуть на место постоянно сползавший на глаза красный колпак, отороченный свалявшейся ватой. Ему это не удалось, и он бросился догонять Сергуню. Колпак болтался на голове в такт торопливым шагам, как маятник в напольных часах.
— Потом. — продолжил Запеканкин, когда нагнал Сергуню. — Потом, когда армия из Германии вернулась, всех сломали вокруг, чтобы дома построить. А нас почему то не сломали. Не знаю почему. Тогда очень легко было отдельную квартиру получить, но бабушка почему то не захотела. А папа везде бегал и ничего не набегал. Потом бабушка умерла и папа… Так нас и не сломали… — вздохнул Запеканкин.
