- Что хочешь забыться в моих объятьях? - не без издёвки продолжала тем же тоном Мария.
- Ты даже не представляешь, как я этого хочу. А в голове мелькнуло: ''Только не касаясь таких губ!''
- Тогда ответь мне на вопрос: где ты видишь моё место, если наши отношения возобновятся? Будешь предпринимать попытку для создания новой семьи, но это пройденный этап. Может быть, тешишь себя мыслью, что я соглашусь стать твоей любовницей? Это исключено, потому что делить тебя с другой женщиной, я не смогу, извини. Было, делила, потому что не знала. Было, да прошло. Заметь, я пока ни словом не обмолвилась о твоём сыне. Как это не кощунственно звучит, в данный момент, речь не о нём, хотя в первую очередь ты должен думать о ребёнке. Сейчас я скажу тебе самое главное, чего не должна была говорить. Я всё простила и не держу на тебя зла. Простила, но вряд ли сумею забыть ту боль, которую ты причинил. И как бы там ни было, вопреки всему, - здравому смыслу, растоптанному самолюбию, истосковавшемуся сердцу, продолжаю ЛЮБИТЬ только одного тебя.
Последние слова, прозвучали, как гром среди ясного неба. Такого признания Виктор Елисеевич не ожидал. Всего, чего угодно, только не такого признания. Большой и сильный человек, каким он считал себя и каким на самом деле являлся, одного взгляда которого, побаивались подчинённые, человек, перед которым трепетали и заискивали, сейчас он превращался в маленького карлика, беззащитного, беспомощного, ничтожного и несчастного. Никогда и никому не удавалось повергнуть его в смятение. А эта хрупкая женщина, брошенная им когда-то безжалостно, бесповоротно, в одночасье, с которой он буквально несколькими жёсткими словами разорвал все отношения, связывающие их, потому что та, другая уже носила под сердцем его ребёнка, брошенная, но так и остававшаяся самой желанной, самой любимой, обезоружившая сейчас его своим признанием, мало, что не оставляла никакой надежды на будущее, обрекала жить, сознавая, что на этом белом свете есть человек, который несмотря ни на что, продолжает тебя ЛЮБИТЬ. Уж лучше бы отхлестала по лицу, оттолкнула, прогнала, прокляла в конце концов. Уж лучше бы... Он видел каких трудов стоило ей это признание, как зарделось её лицо, потому что каждое слово она выдавливала из себя через силу, словно освобождаясь от тяжкого бремени, груды острых, ранящих душу камней, наваленных на сердце, и теперь вольно или невольно делилась этим бременем с ним. Эта женщина, зябко передёргивая плечами, уходила от него всё дальше и дальше. Она уходила и уносила с собой любовь, которой в принципе он не заслужил. Вот ещё несколько шагов, она свернёт за угол и исчезнет из виду. И не было во всём мире силы, которая могла бы не то чтобы заставить её оглянуться, уже не говоря вернуть, а просто хотя бы приостановить на одно мгновение.
