— Да, так и есть, — недоумевая, к чему такой вопрос, ответил Велимудр.
— И что решил совет после их отказа?
— Хотя тебя это не касается, но могу сказать — принудить, — уже с заметным раздражением высказался глава.
— Извини, что должен продолжить, но меня тревожит то, что может произойти!
— И что же тебя тревожит, Варяжко? — хоть какой-то интерес к мнению собеседника проявил старший муж.
— Если дело дойдет до войны, то прольется много крови с обеих сторон. Уверен, эти племена так просто не сдадутся, да им и идти некуда — все остальные земли заняты. А пойти под нас не захотят — ты сам сказал их ответ. Мы своих родичей насильно не загоняли, только когда они сами попросили взять их под защиту от ворогов. А здесь чужие племя, с ними тем более надо осторожнее, под давлением станут только упрямее. Прошу, не торопись начинать с ними вражду, худой мир будет лучшим для нас, чем добрая война. Даже если и закончится нашей победой, но достанется слишком дорогой ценой.
Казалось, что Велимудр задумался — молчал долгие секунды, смотря прямо в глаза сидящего напротив молодого мужа, а потом заговорил, в его словах не звучала и тень сомнения:
— Пусть будет кровь, если она понадобится. Новгород не постоит за ценой, если посчитает ее нужной. Все, Варяжко, хватит разговоров, иди занимайся своим делом, а мы здесь справимся сами, без тебя.
Обида и досада терзали душу Варяжко, не помнил, как покинул палаты главы совета, очнулся только у ворот своих прежних хором. Смотрел невидящими глазами на когда-то родной дом, а потом развернул коня и поехал к Любиму, своему бывшему однополчанину, а теперь новгородскому тысяцкому — остановился у него на время пребывания в городе. Правда, часть обиды перешла и на того — мог же рассказать о таких важных делах, но утаил от своего командира, пусть и бывшего! Душа все продолжала ныть — ведь с чистым сердцем обратился к тому, кого знал и уважал почти десяток лет, и получил отворот! И сейчас пытался как-то понять и оправдать Велимудра, не мог просто вычеркнуть из жизни все доброе, что связывало их. Дождался вечером хозяина дома, прямо спросил верного, как считал прежде, товарища:
— Любим, ты знал, что совет намерен начать войну против веди и ижоров?
— Знал, — ответил тот, не опуская глаз.
— Что же ты мне не рассказал, ведь то дело не пустяковое? — с гневом произнес Варяжко, пронзая друга потемневшим взглядом.
— Был указ — посторонним о том до сроку не говорить, — невозмутимо произнес тот, похоже, не испытывавший даже малейшего раскаяния.
