Она замолчала, глядя на пробегающее мимо редколесье. Карликовые лиственницы одиноко торчали из волн травяного моря, будто иссохшие руки подземных демонов, кое-где прикрытые темно-зеленой шерстью. Плоская до того равнина уже начинала понемногу дыбиться пологими холмами, в низинах между которыми чернела стоячая вода.
Их нарты были последними в длинной череде разномастных связанных друг с другом саней. Единственный запряженный в них облезлый олешек вяло трусил, опустив голову с обломанными кое-где рогами. Иногда олешек задевал носом задний борт впереди идущих нарт, и тогда сидящий в них Шубин оборачивался и делал вид, что не смотрит на Иринью.
У вершины одного из самых высоких холмов они вдруг остановились. Макарин увидел, как ехавший первым воевода вылез из нарт и поглядел вниз в явном замешательстве. Стащил шапку, почесал голову. Потом обернулся и махнул рукой, подзывая.
Макарин слез на землю, бросил ближайшему казаку: «Девку посторожи», и побрел наверх, утопая в белом лишайнике по щиколотку. Он протиснулся мимо столпившихся казаков, мимо Хадри, который почему-то стоял на коленях с закрытыми глазами и мерно раскачивался, напевая. Подошел к воеводе.
— Я такого еще никогда не видел, — сказал ему Кокарев, посторонившись.
Макарин взобрался на вершину и посмотрел вниз.
Впереди, до скрытого в дымке горизонта, расстилалась плоская болотистая равнина, покрытая разноцветным ковром трав и лишайников. Тут и там, отражая небо, блестели синим маленькие зеркала воды, не было видно ни кривого деревца, ни сухого бугорка, и было ясно, что все это на многие версты вокруг — одна большая топь. И только совсем близко, у самого подножья холма зияла черная яма.
Яма была огромной, размером в половину воеводского двора в Мангазее, не меньше ста саженей от края до края. И она была совершенно круглой. Ее стены отвесно уходили глубоко вниз и дна отсюда было не разобрать. Ровные края топорщились остатками растительности, не было рядом никаких отвалов, и потому казалось, что часть болота просто в одночасье рухнула под землю. Из ямы лениво поднимался вверх слоистый пар, и даже здесь, на вершине холма Макарин чуял серную вонь.
Воевода перекрестился, и все стоявшие за ним казаки последовали его примеру.
— Что это, дьяк? — прошептал он. — Это то, о чем я думаю?
Макарин не ответил, продолжая разглядывать испещренные льдистыми полосами стенки ямы, по которым стекала в преисподнюю болотная вода. В отличие от своих бабок, он никогда не был особо набожным, а за последние десять лет окончательно уверился, что если и есть где-либо ад, то он не обязательно находится под землей.
