— Не ярись, Шубин, — миролюбиво сказал Макарин. — Пристрастие, это ж не обязательно дыба с дознавателями. Сам поговорю.
— Вот здесь и говори. Нечего ее в острог тащить. Слаба еще.
Плехан пошел дальше вдоль ограды, подправляя где надо частокол, а Макарин вернулся к избе.
Иринья сидела на том же месте, прислонившись к стенкам колодца и подставив бледное лицо неяркому солнцу. Веснушки на ее носу и щеках выделялись яркими пятнами.
Макарин выбрал из вязанки дров чурку посвежее, поставил ее напротив Ириньи, достаточно близко, чтобы не упустить ничего важного при ответах на вопросы. Сел.
Иринья смотрела на него не отрываясь, без всякого выражения. Глаза у нее были бледно-голубыми, что в сочетании с почти белыми ресницами производило странное впечатление. Зрачки казались булавочными головками. На шее виднелся широкий рваный шрам, будто ее душили веревкой.
— Хадри говорит, ты от самого царя? — спросила она.
— Почти. Я дьяк Разбойного Приказа Семен Макарин. Меня прислали расследовать пропажу каравана твоего отца.
— Я только что узнала, что он пропал, — задумчиво сказала она. — Веришь ли, целый год спала в беспамятстве. Слышал когда-нибудь о похожем, дьяк?
— Нет. Разве что в сказках.
— Вот и я тоже. Кажется, только вчера заснула. В носу до сих пор запах корабельной смолы стоит. А просыпаюсь…
В глазах у нее заблестели слезы.
— Что ты помнишь?
Иринья глянула недоуменно.
— Всё. На память никогда не жаловалась. Помню, как отчалили с Мангазеи, как пару дней спустя вышли в море. Последнюю стоянку помню, на заставе у Собачьего озера. Там один казак мне еще глазки строил, квасом и пирожками угощал. Помню, еще подумала откуда у него в этой пустыне пироги. Ладно еще с местной ягодой бы были. Или олениной. А то ведь с капустой. Как дома. Потом снова было море. Спокойное такое, как зеркало. Закат красивый. Потом была ночь. На небе ни облачка, звезды от края до края. Я заснула, глядя на звезды. И этой ночью на нас напали.
— Кто?
Иринья нахмурилась, замолчав.
— Соврала я тебе все же, дьяк. Не все помню. Не помню кто напал. Я спала. Вдруг удар, треск, чьи-то крики, все куда-то бегут, кто-то кого-то режет. В темноте не видно, и фонари почему-то не горят. Помню только мачты на фоне неба, их две, или три. Вместо одной нашей.
— Какой-то корабль подошел к вам вплотную?
— Похоже. Ничего не разглядела. Помню сильную боль в затылке и после этого — только темнота. Проснулась здесь. Увидела Шубина. Первая мысль — он виноват. Но это спросонья. Не при чем он, конечно. Шубин добрый. Хоть и не любит моего суженого, а все равно добрый.
