Влетаю во двор и вижу ЕГО. Он знал, что я избавлюсь от Таля и вернусь, поэтому не сдвинулся с места. Так и сидит посередине скамейки. Смотрит на меня, строгий, серьёзный, замотанный в осуждение, признающий только его сценарий жизни.
Набираю полные лёгкие воздуха и бегу к нему. Ничего не замечаю и не чувствую, хочу с разбега разбиться о его грудь, выкрикнуть в его лицо всю агонию, отомстить ему, будто он — сама судьба.
Он следит за моим приближением с каменным лицом.
До скамейки осталось не больше двух метров. Я невменяема, вот-вот впечатаюсь в него на полной скорости. Убью и его, и себя.
Зрение сузилось тоннелем, и я вижу только его, только ненавистную цель.
Два охранника внезапно оказываются рядом, синхронно хватают меня под руки, и я бьюсь, как парус на ветру. Изгибаюсь бешеной дугой перед невозмутимым мужчиной.
Свитер задирается, и мужской взгляд спускается по обнажённому животу до расстёгнутых джинсов, до разъехавшейся молнии, до кружева трусиков в раскрытой ширинке. В безумном порыве бега я не заметила, что так и не застегнула пуговицу после ласк Таля. Молния разошлась, и с каждым моим рывком джинсы сползают всё ниже.
Я замираю, повиснув дугой.
Чужой, нежеланный взгляд страшнее мести. Хлыстом обжигает мой живот, бьёт по лобку через полупрозрачную ткань. Он словно видит отпечатки чужих пальцев, вниз, вглубь, до сухого мёртвого места внутри. Сжигает чужие следы взглядом, сдирает запачканную кожу. Живьём.
С усилием поднимает мрачный взгляд и смотрит на мою правую руку, на испачканные в сперме пальцы. Он не может об этом знать, но… знает? За нами с Талем следили? Назло ему потираю подушечки пальцев друг о друга. Сперма успела засохнуть и ссыпается на землю невидимой пылью.
— Отпустите её! — приказывает. Осмотрев двор, охранники послушно отходят в сторону.
Я не двигаюсь. Ноги парализовало, связало, спутало невидимыми стеблями, тянущими меня под землю. Бахрома сползающих джинсов утопает в грязи. Внутри ураган чувств, но немыслимо расточать его на мелкие движения и слова. Только на что-нибудь значимое, на толчок в грудь, достаточно сильный, чтобы опрокинуть и мужчину, и скамейку.
Но у меня нет таких сил, поэтому я молча встречаю мужской взгляд неопределённого цвета и содержания.
— Помогло? — спрашивает, кивая на мою расстёгнутую ширинку.
— Убирайся отсюда и больше никогда не возвращайся! — мои злые слова врезаются в тишину двора.
— Неужели ты думаешь, что похотливый сосунок справится с твоим прошлым?
