Вода с моих волос стекает по спине, по плечам. Таль ведёт взглядом по моему телу и тут же трясёт головой, не хочет на меня смотреть. Хмуро протягивает мне телефон. Я не беру, и он настойчиво трясёт рукой.
— Бери, проверяй! — настаивает. — Слева внизу увидишь символ интернет-банка. Откроешь, я скажу пароль. Увидишь, сколько денег у меня на счету. Если хочешь, они все твои.
Я отступаю назад, прячу руки за спину.
— Что ты затеял? — Мой голос низкий, тягучий от злобы. Я жила в коконе одиночества, никому не мешала, так нет же. Вытянули, выманили. Дашь людям каплю себя, и они наваливаются сверху, душат, пытаясь получить остальное, всё до капли.
— Надо было сразу сказать, что ты ищешь мужика, который может заплатить! Я бы запихнул тебе в трусы пару купюр, ты бы мне дала, и у меня бы отлегло уже! А то строишь из себя недотрогу, а сама в «Орхидею» намылилась! Я спросил, шлюха ты или нет. Почему не сказала правду? Думала, я неплатежеспособный? Смотри! — пихает телефон в мои руки. — Денег хватит, чтобы тебе заплатить и не за раз!
Я отскакиваю назад, и дорогой новенький телефон падает на пол. К счастью, не разбивается, и на том спасибо.
Таль подходит вплотную, обнимает меня за мокрые плечи. Его предплечье лежит прямо на шрамах, но я не замечаю боли, слишком поглощена вторжением в моё личное пространство. Словно кокон сросся с моей кожей, и Таль срывает его с мясом. Каждое откровенное слово, каждое посягательство на мою свободу откалывает ещё кусочек. А я без него не смогу, без кокона.
Слова Таля грубые, обиженные, а руки нежные, будто он держит ребёнка.
— Ты мне показалась другой, не такой, как остальные, — говорит горько. — Настоящей, хотя и раненой. А оказалось… ты меня опустила и собираешься в «Орхидею». Душ приняла? Платье выберешь покороче? Не надо стараться, на тебя сразу клюнут, снимут с подиума и потащат в угол, чтобы поиметь. На тебя у любого встанет, даже у старика!
Говорит мерзкие, грубые слова, и самому противно. Рот кривится от обиды и от сказанных гадостей. Но ведь послушал Любу и даже не усомнился.
Я мягко отстраняюсь и заставляю его опустить руки.
— Ты пришёл без приглашения, Таль, а я это не приветствую.
— Я пришёл извиниться! Слишком надавил на тебя… вот и хотел сказать, что наберусь терпения. Запал я на тебя, понимаешь? Стараюсь, но не могу вытолкнуть тебя из головы. А ты на мясной рынок идёшь… продаваться…
Таль смотрит на мою грудь, провожает взглядом капли, сползающие за вырез халата. Сглатывает всухую. Его взгляд темнеет, тяжелеет, он протягивает руку и стирает капли подушечкой большого пальца.
