В девять утра Зинаида Степановна начинает возиться на кухне, и я слышу треск разбитого яйца и ворчание. Меня подбрасывает на постели. Несколько секунд — и я уже на коленях на кухонном линолеуме.
— Ох, Герочка, напугала ты меня! Бросилась под ноги, как собачонка.
— Зинаида Степановна, снимите тапки, вы наступили на желток. — Застёгиваю наспех наброшенный халат и тянусь за бумажными полотенцами.
Хозяйка садится на стул и поднимает над полом ноги с синюшным переплетением варикозных вен.
— Что ж тебе не спится, детка, ведь ночью работала! Случилось что?
— Вашим знакомым случайно не нужна уборщица?
У хозяйки связи, как у крёстного отца мафии. «Бабе Зине» в этом городке доверяют.
— Денюжка нужна? Так я не спешу, Герочка, до вторника с оплатой подожду.
— Деньги за комнату у меня есть, не волнуйтесь. Но с работой проблемы, трудно ходить на стоянку ночью.
— Так ведь ходишь два месяца… Испугал тебя кто?
— Встречаю там всяких…
— Мужиков, да? Это понятное дело, к тебе и святой пристанет. Личико светлое, волосы — загляденье, и вся ты ладная, как куколка. Заявила бы ты в полицию насчёт украденных документов. Тебе новые выпишут, тогда и найдёшь приличную работу…
Над толстыми щеками хозяйки горят любопытные глазёнки. Она уже не раз подбиралась ко мне с вопросами о прошлом, и моё ответное молчание её только раззадоривает.
— Потом как-нибудь… — протираю пол в очередной раз, потом ещё, ещё. Остановиться трудно.
— Чисто уже! — ворчит хозяйка. — Все салфетки переведёшь! Ладно, будет тебе работа. Жена Наума ложится на операцию, поможешь им с внуками. Одному мальчонке три года, второму семь. Проверишь у старшего уроки, потом посадишь обоих перед телевизором, вот и все дела. В первом классе задания простые, да и конец года почти.
Я комкаю мокрые полотенца с такой силой, что они превращаются в крохотный холодный комок. Между пальцами струится вода с примесью крови от впившегося в ладонь ногтя.
Вслепую нащупываю рулон на столе. Рука дрожит, поэтому скидываю его на пол. Полотенца расстилаются на мокром полу ковровой дорожкой.
— Мне это не подойдёт, — отвечаю, проглотив огненный ком в горле. — Я уборщица.
— И что? Не вечно ж тебе грязь по полу размазывать. Тебе с детишками понравится. Ты и сама добрая, светлая, как ребёнок, несчастная только. Но кто сейчас счастлив? Роскошь это и блажь сплошная. Я зайду к Науму после завтрака, он меня послушает, — решительно говорит Зинаида Степановна, почёсывая голень потрескавшейся пяткой.
