— Вот это женщина, — завистливо вздохнул кто-то рядом со мной.
— Да уж. — Согласился я.
Как ни странно, у меня еще хватило сил подняться на ноги при появлении Анастаса Ангелиса. Мы даже пожали друг другу руки. Затем вдруг отец Медеи и ее братья куда-то исчезли, а я обнаружил себя сидящим в на своей койке в каюте на своем баркасе.
От подушки вкусно пахло Меей, ее волосами и кожей. Я уткнулся носом в белую наволочку, закрыл глаза и пропал.
* * *
Проспал я, вероятно, часов двадцать, не меньше. Мышцы, конечно, болели, и шея затекла. Мокрая одежда на полу высохла и затвердела в непонятную скульптуру, но за круглым окошком умирал фиолетовый закат, шуршали волны и не было слышно ни единого человеческого голоса.
Я был дома. Мы все вернулись. Все было хорошо.
Подняться на ноги меня заставил только недостаток кофеина в организме и сосущая пустота в области желудка. Коричневая пенка в кофейнике начала вспухать вместе с первым стуком в дверь. Ждать второго я не стал:
— Иду.
На пороге стояла Медея, и у меня враз пересохло в горле. Не способный что-либо сказать, я посторонился и пропустил ее внутрь.
Как считала тетя Песя, настоящий мужик, закрыв за собой дверь, тут же должен начать приставать. Так я и сделал. И чуть не задохнулся от счастья, когда губы Медеи чуть приоткрылись мне навстречу.
— Кофе хочешь?
Я уже нес ее к постели.
— Я поужинала.
— Тебя искать не будут?
— Мама знает, где я.
Мои руки уже торопливо шарили по ее телу, сражаясь с кнопкой и молнией на джинсах.
— А отец?
— А с отцом будешь сам разговаривать, если захочешь.
Конечно, захочу! Но потом, позже. Только не сейчас.
Уже откуда-то из горячей темноты до меня долетело:
— Ясон, я хочу сейчас.
Нет, моя красавица. Я не стану торопиться. Я ждал восемь чертовых лет, и если ты думаешь, что я не захочу как следует попробовать тебя на вкус, то сильно ошибаешься.
Сладкая, как мед. Терпкая, как вино. Моя Медея.
* * *
— Мне пора идти.
Страшно было представить, что эти теплые руки на моей шее сейчас разомкнутся, а дыхание, которое щекочет щеку, без следа растворится в воздухе. Я крепче притиснул к себе еще сонную Медею.
— Куда ты?
— Домой. — Я обиженно засопел, и она закатила глаза. — Я не могу здесь остаться.
— Очень даже можешь.
Я чуть не сказал, что она может остаться здесь навсегда. Здесь, со мной, в этой постели на всю оставшуюся нашу жизнь. Или хотя бы на восемь лет, пока мы не наверстаем упущенное.
Тогда можно будет и встать. Чтобы поесть или еще зачем-нибудь.
