Мы поддались панике. После оцепенения, трогая Колю и убеждаясь, что он — реальность, мы выслушали рассказ. Когда наш друг закончил, наступила короткая пауза, а потом мы вчетвером бросились вон, побежали неизвестно куда, спотыкаясь и падая на северный лишайник, поддавшись страху, который, наконец-то завоевав наши тела, привел безумие.
Вещи были забыты в квартире. Еда и оборудование тоже. Обгоняя друг друга, поддерживая Кольку, подталкивая в спину Наденьку, мы бежали. Сколько длился этот безумный забег в никуда, я не могу сказать. Я плохо помню. Знаю одно, что несколько часов спустя, они нашли наши тела и забрали с собой в лабиринт подземного бункера.
Порой память возвращается отрывками и показывает мне, что произошло. И я вижу, как падает Коля, а рядом валится с ног Надя. Мы с Машей поднимаем их, но друзья падают снова и не могут встать. Обессиленные, мы тоже ложимся рядом. Думаю, что когда мы лежали на берегу, забывшись коротким тревожным сном, нас и нашли.
Вокруг была густая темнота, чернее самого крепкого кофе. Темнота не позволяла определить ни день, ни час. Она походила на глубокую могилу, где остановилось время. Навсегда. Темные стены уходили вверх, где глаза могли различить кольцо слабого света. Вероятно, это был люк, отверстие, через которое нас сбросили внутрь. Свет не мог проникнуть через слабые щелочки и трепетно мерцал, словно извинялся: «Ребята, это все, что я могу».
Первой очнулась Наденька. Слабым голосом она произнесла:
— Это сон? Мы ведь дома, да?
— Нет, — грубо, как всегда, ответила Маша. — Это жопа. По ходу, мы вляпались. Не могу объяснить во что, но мы действительно крепко попали.
Мы с Колей вскоре тоже открыли глаза. Нас бросили в трубу, напоминающую большую высокую бочку. Труба по размеру была несколько метров в высоту — примерно пять или шесть. Так что шансов выбраться не было. Пол, однако, был земляной, но достаточно плотно утрамбованный. Мы сидели в темноте и, к счастью, не видели запекшиеся давнишние бурые пятна крови, мы, непонятно какие по счету жертвы, четверо ребят, попавших в ад.
Тем временем железный гонг отметил время приема пищи — ужина или завтрака, я не знаю. Скованные цепями люди получали порцию горячей похлебки. Худые лица с блестящими глазами, шаркающие обессиленные ноги, нездорово втянутые животы; иссохшиеся руки прижимали пальцы к горячим алюминиевым чашкам, испытывая редкие моменты радости — люди ели и благодарили бога еще за один день жизни, сомневаясь, что будут жить завтра.
