— В чем дело?
— Извините, Нина Петровна, что беспокою вас. Жена у меня что-то приболела.
— Что с ней?
— Жалуется на боль в животе. И тошнит ее.
— Температура?
— Не меряли мы, градусника у нас нет. Да вроде не очень она горячая.
— «Скорую помощь» не вызывали?
— Звонил я. Ответили, что уехали на вызов куда-то. Когда вернутся — приедут. А когда они вернутся!
— Ну хорошо. Какая у вас квартира? Четвертая? Сейчас я соберусь и приду. Идите домой.
Мужчина потоптался у порога, потом несмело сказал:
— Я уж лучше вас здесь, на площадке, подожду, — и вышел на лестницу.
Мать взяла фонендоскоп, накинула на плечи платок, с сожалением взглянула на недошитое платье и вздохнула. Талик молча следил за ее сборами. Он уже привык к таким визитам. Бывало, что и посреди ночи приходили за матерью, и она так же молча собиралась и уходила. Ворчал отец, пробовал ее отговорить, задержать, но она твердо отвечала: «Я врач, а там больной ждет моей помощи. Это мой долг». И отец замолкал.
— Ма-а, ты скоро? — не вытерпел Толик.
— Откуда я знаю? — недовольно ответила она. — Ты не жди меня, ужинай и ложись спать.
Толик проводил ее до дверей, потом пошел на кухню, вскипятил чай, съел два бутерброда. Мать все не возвращалась, и он решил не ждать ее. Пошел в свою комнату, постелил постель, лег, но спать не хотелось. Мысли все возвращались к завтрашней игре. Он представлял себе, как выбежит на поле в составе взрослого «Локомотива», как завистливо будут поглядывать из-за ворот и с трибун его товарищи по юношеской команде, по школе.
Постепенно дрема стала одолевать, но и в полусне он видел летящие в его ворота мячи, и он вытаскивал их в самых невообразимых бросках из верхних и нижних углов. Когда вернулась мать, он не слышал. А утром увидел на ней то платье, которое она шила накануне вечером. «Значит, ночью дошивала», — понял он.
Из дома они вышли вместе. Улица встретила их хмуро и неприветливо. Небо было неопределенно-белесого цвета, когда нельзя сказать, что будет через полчаса: то ли пойдет дождь, то ли выглянет солнце. Холодный ветер забирался под стеганую куртку из болоньи, в которой Толик проходил всю зиму и не очень мерз даже в морозы. Он поежился:
— Холодно как! Приедут ли саранские?
Мать усмехнулась.
— Если все футболисты такие же одержимые, как ты, то им и тридцатиградусный мороз не помеха.
Они дошли до перекрестка и остановились. Дальше их пути расходились: матери вверх, в гору, и через парк в больницу, а Толику направо, в школу.
