Но последние два года дни дежурств превратились для него в дни мучений. Стоило только матери уйти на дежурство, как тотчас же за нею вслед уходил из дома и отец, Толик со страхом ждал его возвращения. А возвращался он за полночь, и многое зависело от того, в каком настроении приходил. Если в благодушном — на стол из карманов вываливалась пригоршня конфет или помятая плитка шоколада, если в дурном — тогда на Толика сыпались подзатыльники, затрещины, пощечины, иногда гулял по его спине и отцовский ремень. Сейчас, вспомнив все это, Толик невольно поежился.
— А отец не придет?
Мать, не поднимая головы от шитья, ответила:
— Не придет, пятнадцать суток ему дали.
— Ты откуда знаешь?
— Записку он прислал.
— С кем?
— Приводили к нам в больницу на перевязку одного из них, ну-у... как их называют?
— «Декабристы».
— Вот-вот. Глупое название. Вернее, оскорбительное для настоящих декабристов.
— Так это же, ма, в насмешку. Указ об этом в декабре был издан, вот поэтому и «декабристы».
— Вот одного из них и приводили. Отец твой передал записку с сопровождающим милиционером.
— Что пишет?
— Прощения просит. Про пятнадцать суток. И еще просит прийти к нему на свидание, там допускают.
— Ходила?
— Когда же? Я весь день на работе была.
— Завтра пойдешь?
— Завтра времени не будет. Вряд ли сумею на обед прийти. Ты уж один здесь пообедай, а я там перекушу чего-нибудь.
Матери явно хотелось перевести разговор на другую тему, но Толик не отступал:
— Значит, послезавтра, — уже не спрашивая, а утверждая, произнес он. Мать промолчала. — И передачку ему понесешь. — И опять она не произнесла ни слова. — Ну иди, иди, — распалял себя Толик. — Может, он теперь не платья, а тебя порежет.
Мать снизу взглянула на него, а потом отложила в сторону шитье.
— Не так все просто, сын, — медленно проговорила она. — Ведь это все-таки мой муж, а твой отец.
— Не надо мне такого отца! — в запальчивости выкрикнул Толик.
— Такого и мне не надо, — ответила мать, выделив слово «такого». — Но, во-первых, он не всегда был таким. Почему ты считаешь это необратимым процессом? Может быть, он еще изменится к лучшему.
— Как же, изменится! Жди!
— А во-вторых, — не обращая внимания на его скептицизм, продолжала мать, — несмотря ни на что, у нас с тобой есть по отношению к нему определенные обязанности.
— Это какие же? — вскинулся Толик.
