– Мне очень жаль, – неловко посочувствовала я.
– И вот я узнала, что Вика не просто поет в его группе, а крутит с ним любовь. Я решила положить этому конец, – сквозь слезы в ее серых глазах блеснула сталь, – и я сделала это. Но вы не подумайте, я не хотела его убивать! Он втравил мою девочку в…
Она зарыдала с новой силой, вздрагивая всем телом.
– Я позвонила ему, сказала, кто я. Он не то чтобы обрадовался, но, чувствуя вину, что ли, или любопытство… В общем, мы договорились встретиться с ним. У него дома.
– Это было позавчера вечером?..
– Да, я пришла к нему. Он накрыл стол, зажег свечи… Хотел, как он сказал, по-доброму вспомнить былое. Да ладно, вспомнили бы, посидели бы… Но у меня ведь другая цель-то была. Я сказала ему о Вике. Вы только подумайте: дочь спит с родным отцом! Где это видано? Инцест!
Да, действительно, прямо как в трагедии Эсхила: не ведая, что убил собственного отца, Эдип, этот мудрейший из мудрых, разгадавший загадку Сфинкса, женится на своей матери.
– А вы не пробовали говорить с дочерью? – спросила я, не в состоянии примириться с таким кровавым решением проблемы инцеста.
– Я тысячу раз ей объясняла, что Андрей ей не пара, – со злобным ожесточением выговорила Евгения Михайловна.
– И чем вы это мотивировали?
– Несоответствием возраста, социального положения… Я говорила ей, бросит, мол, он тебя, покрутит месяц-другой и – фьюить, только его и видели. Когда я узнала, что ему в Москве работать предложили, у меня появилась надежда. Но он, во-первых, пока ехать отказался, а во-вторых, Вика заявила, что поедет с ним. Ничего бы из их союза не вышло. Нет, – с отсутствующим видом качнула она головой, – отец спит с родной дочерью!
Мне показалось, что речь идет не о пресечении инцеста, а об обычной женской мести и ревности, даже если соперница – собственная дочь. Когда-то Ежов бросил Женю Зеленкину. У нее родилась от него дочь. И вот эта дочь встречается с собственным отцом. Она, Евгения Зеленкина, всю жизнь любила и негодовала, пестовала плод безрассудной, еще и сейчас до конца не вытравленной любви, лелеяла свою, как она выразилась, «девочку», а девочка плюнула на нежную материнскую заботу и легла под… папу. Есть от чего локти кусать! И все-таки, и все-таки убивать за это… Я не могла ни понять, ни смириться.
– Но ведь убивать… – заикнулась я.
– Я не хотела, – упрямо процедила сквозь зубы Евгения Михайловна, словно близящаяся минута расправы с Ежовым, которую она невольно воскресила в памяти, прибавила ей сил и энергии. – Когда я рассказала ему о Вике, знаете, что он мне ответил?
