— Кто это? — спросил я у матери, когда они приблизились ко мне.
— Беглый раб, — пояснила она. — Метис, сбежавший с одного из северных серебряных рудников. Подошёл сдуру к работавшим в поле крестьянам, попросил еды, а те сдали его солдатам. Хозяева рудников выплачивают награду тому, кто поймает беглеца.
— А почему они бьют его?
На столь глупый вопрос мать даже не стала отвечать. С равным успехом я мог бы спросить её, почему бьют быков, тянущих плуг. Метисы и индейцы — это и есть тягловый скот, им запрещено покидать гасиенды, они принадлежат хозяевам, и их погоняют плетьми, точно так же, как и животных. Правда, королевские законы ограничивают произвол в отношении индейцев, но вот насчёт полукровок там ничего не сказано, а стало быть, никто их и не защищает.
Когда бедолага оказался совсем рядом, я увидел, что лицо его представляет собой то ли сплошную зарубцевавшуюся рану, то ли огромный синяк.
— Это что, клеймо такое? — неуверенно осведомился я.
— Конечно, — ответила Миаха. — Владельцы рудников клеймят своих рабов, а когда такого раба перепродают другому хозяину, тот выжигает новое клеймо. Видимо, этот человек менял хозяев много раз, поэтому и лицо у него такое.
О подобном обычае мне уже рассказывал наш священник. Он объяснял, что, когда первые конкистадоры получали от короны земельные владения вместе с проживающими на этих землях индейцами, многие хозяева стали клеймить своих людей с целью предотвращения побегов.
Подобная практика получила весьма широкое распространение, но в конце концов король запретил использовать её в отношении индейцев, работающих на испанских землевладельцев. Теперь клеймом отмечали лишь рабов и преступников, обречённых на каторжный труд в ужасающих условиях рудников.
Поднявшийся шум выманил из хижин индейцев, которые отреагировали на происходящее злобными выкриками «выродок!», предназначавшимися, похоже, не столько беглому каторжнику, сколько мне. Когда я обернулся на ругань, один из земляков поймал мой взгляд и сплюнул на землю.
Однако стоило моей матери обозвать его идиотом, как он моментально стушевался и спрятался за спины своих приятелей. Жители деревни могли презирать меня как полукровку, но ссориться с моей матушкой желающих находилось мало. С одной стороны, её индейская кровь была такой же чистой, как и у них, с другой — и это гораздо важнее — все знали, что Миаха спит с хозяином гасиенды. При этом на меня, его сына, всем было наплевать, и родному отцу в первую очередь.
