— Я чувствую нутром, как Парка нитку треплет:
мой углекислый вздох пока что в вышних терпят
и без костей язык, до внятных звуков лаком,
судьбу благодарит кириллицыным знаком...
Он отвел меня от вагона к забору, огораживающему стройку вокзала, — и началась исповедь:
— Прочитай в ближайших номерах журнала «Искусство кино». Я там признаюсь, что с 56-го меня завербовали органы... но никого не заложил!.. Прочитай обязательно.
Когда я передал это признание еще одному знаменитому артисту, соратнику по «Рати.», он посмеялся: Мишиным заверениям не верил.
Признание Козакова напечатано в 7-м номере журнала — творение неопределенного жанра: его можно принять и как беллетристику, и как документальную историю. Если принять вторую версию, все становится на свои места: это факт Мишиной биографии — уж больно все «ложится» на его характер. В 56-м, в 22 года, он фантастически популярен после роли Шарля в фильме «Убийство на улице Данте» — лощеный мерзавец-фашист, убивающий собственную мать. Его актерское отрицательное обаяние использовали и в следующем фильме «Человек-амфибия». В быту он франтоват, аристократичен, прогремел в театре ролью Гамлета, вид рокового красавца, ослеплявшего женщин, шла от смеси кровей: отца-еврея, известного писателя, и русской мамы Зои, в роду которой значились также греки и сербы. Пленив внешним видом, он добивался желаемого высоким интеллектом и красноречием. Взволнованные взгляды поклонниц сопровождали его, как говорится, «с молодых юных лет», и все пять жен, свидетельствую, по-своему красивы.
Так вот, Мишу. или, скажем, героя его рассказа, который как бы исповедуется Мише, вербуют, чтобы он соблазнил американскую красавицу-журналистку. Соответствующими службами выстраиваются убедительные для окружающих аргументы, чтобы артист среди сезона исчез на две недели. Ему создают райские условия в Крымском пансионате, где наш герой «случайно» оказывается в те же дни, когда там нежится под солнышком и американка. Он не знает ограничения в тратах: рестораны, танцы, вино в номере, заплывы при луне, — и женщина увлекается молодым знаменитым артистом. И вот они вдвоем в его номере-люкс, все идет «по сценарию»: легкое вино, расслабление, медленный танец, раздевание. Их уже готовы «накрыть» в постели, чтобы потом шантажировать потерявшую голову американку. Но в последний момент он — литературный герой, а скорее всего, сам Миша, — пожалел ее, шепнул, чтоб не поддавалась ему, чтоб подняла крик. Операция сорвалась, в чем обвинили Козакова — или его героя, — который, тем не менее, отлично «на халяву» провел две недели у моря. Его «списали» из группы искусителей и будто более не поручали щекотливых дел и вообще никаких. Так следовало из опубликованного в журнале рассказа-признания.
