Все знали, что аптеку должен доставить караван из Тобольска.
– Я захватил с собой мешок сушёной хвои, – сказал поручик Кузьмичёв. – Ежели у кого обнаружатся признаки скорбута, я готов помочь.
– Синяки и ломота – ещё терпимо, – вздохнул подпоручик Ежов. – Вот когда зубы начнут вываливаться – значит, беда.
– У меня в роте у нескольких солдат открылись язвы на руках и шее, – мрачно сообщил поручик Демарин. – Кто-нибудь знает, господа, бывают ли при скорбуте язвы? Или это какая-то другая зараза?
– От степняков могло всего нанести.
– Вряд ли. Четыре версты до юрги – изрядная дистанция.
– Попроси, Демарин, у Ивана Митрича, чтобы отвёл больным особливое жительство, – посоветовал Кузьмичёв. – От греха подальше.
– Когда скученно, всякий мор что огонь в соломе, – подтвердил Ежов.
Ренат слушал негромкие и невесёлые разговоры офицеров и думал, что ему пора уходить из ретраншемента. Он оттягивал это решение, сколько мог. Среди товарищей, пусть даже в холоде, ему лучше, чем среди степняков. И к калмыкам его отправят всё равно только весной. Однако в ретраншементе – скорбут и какие-то язвы. Язвы даже страшнее. На его батарее у одного из канониров тоже появились язвы. А скорбут – у каждого третьего.
И ещё караван с Бригиттой. Он идёт сюда по льду Иртыша. Наверное, он уже близко. Много ночей Ренат размышлял, как ему заполучить Бригитту. Дождаться её здесь и бежать вместе с ней? Но возле Бригитты всегда будет Цимс – куда же он денется от жены? Сумеет ли он, Ренат, обезвредить Цимса и вывести женщину из крепости, где полным-полно караулов? Вряд ли. Этот план ненадёжный. Лучше склонить степняков к нападению на караван, пока тот ещё не добрался до крепости. Степнякам – добыча, а ему – Гита.
Ренат поднялся с лежака и начал собираться: зарядил два пистолета, застегнул все застёжки, натянул на треуголку башлык и завязал шнурок.
– Вы куда, господин штык-юнкер? – спросил поручик Демарин.
– Проверю пушки. Нельзя, чтобы стволы забило снегом.
– Поторопитесь с возвращением, Юхан, – сказал поручик Каландер. – А то хворост в жаровне закончится.
На улице шурган ударил Рената в лицо, хлестнул по плечам снегом. Согнувшись, прикрываясь рукой, Ренат боком побрёл к бастиону.
Здесь всё кипело и бурлило. Вихрь трепал холщовые вожжи пушечных отвозов, звенел короткими цепями на передках лафетов, рвал колпаки на фитильниках. Двое караульных скорчились у амбразур, но в мути ничего не было видно. Если бы сигнальщики сейчас затрубили в рожки или забили в барабаны, их никто бы не услышал за свистом ветра. Только неуязвимые чугунные пушки, омытые снежными ручьями, как прежде целились в пустую степь. Ренат хлопнул одного из караульных по спине, оповещая о себе, и пошёл прочь. Вьюга укрыла его через два шага.
