Присаживается стодевятигрудая Артемида, мать зверей и лесных ручьев. Отныне она будет пионервожатой. Ее груди становятся платьем, ее молоко становится молокозаводом. Все бы хорошо, только уже некуда приторочить обереги. И щебечущую атаку взбесившихся оберегов в полях некуда пристроить. Этих петушиных гребешков, отворотов одежд, лишенных хозяев. Когда ты весело бежишь под защиту священных валунов, дотрагиваешься.
Динозавр и муравьед станут неотличимы от муравья. Честь и хвала им за это, конечно - эсесовец миролюбиво присаживается на землю, он расслабляет ворот гимнастерки, просит кофе. Порой он даже требует баклагу и становится грузином.
07.09
Дмитрий Замятин разочаровал. (Я прочел его короткий текст в «Зеркале» и многого ждал от книги). Оказалась новая, порой с меткими словесами, версия все тех же просвещенных патриотических перепевов о России, которая всегда «не то и не это». Он пишет слово Бытие с большой буквы, и в контексте его писаний все время хочется прочесть: Батый. Эти евразийцы вечно путают Бытие с Батыем.
Но два его текста, «Балашов» (тот, пастернаковский, «куда девался Балашов и где Хопер») и «Наброски к теории Великих Моголов» - замечательны! Наверное потому, что в них он рискует сравнивать не одно место с другим, Россию с оврагом или там Венецию с Владивостоком, но одно место - с самим собой, с его, места, ускользанием.
ЗАВЕТЫ ХРУЩА НА СКЛОНЕ ГОРЫ
(Это для картины, которую я собирался посвятить Валику Хрущу и Саю Твомбли).
08.09
Полемика с Андреем Монастырским о «возгласах» и «вое». Он, вроде, написал, что в «возгласах» (а это очень важное для меня сейчас понятие) ему чудится нечто атмосферическое, некультурное, подобно вою бури.
Однако «возглас» всегда индивидуален, единичен, как выдох, отклонение от конвенции. А вот «вой» - тот действительно нечто безличное, атмосферическое, «ревела буря». «Вой и свист» - та среда, где пребывают мои «возгласы» и мои «орнаменты». Безличная фактура холста, ветра, поля. Или радиоволны, помехи. В отличие от «воя и свиста», целокупных в себе, возглас не равновесен, не самодостаточен, он опирается на уже происшедшее или еще не случившееся. Он всегда скособочен вперед или назад, алчет чего-то другого.
Исправлял «цыплячьего матроса», замазывал лишние линии. Мне очень нравится эта фактура - белилами вновь поверх краски, так что остаются только какие-то смутные выдохи, слабые сущности. Я должен был делать эти работы 25 лет назад, когда живопись вырвала меня из положенной судьбы. И никакое концептуальное искусство никогда не смогло бы такое со мной проделать. Это уже потом я сполз к нему. А тогда - живопись, фактура, филенки Хруща. Я совершенно не мог этому противиться. И мне было наплевать, что мой любимый дедушка в ужасе рвет на себе волосы. Сияющий ступор, тихая истерия, в которой я утрачивал себя навстречу этим дощечкам. Да, я делаю сейчас те работы, которые должен был делать 25 лет назад. В те времена, когда С. А. порой ласково называл меня «Юркин!».
