— Привет, Виктор, — слышу сзади. Поворачиваю голову и вижу перед собой девушку.
— Выпьем чаю? — улыбнулась она. — Расскажи мне, где ты был?
Я молча рассматриваю этот полуразрушенный дом.
— Сегодня первый раз за столько лет вышло солнышко. Посмотри в окно, как радуется тебе море, — приобнимает она.
Я иду к разрушенным окнам и смотрю в окно — голубая лазурь воды нежно баюкает на себе лучи солнца, блики от которых зарезвились на моём лице. Прислушался. Лёгкий бриз о чём-то переговаривался с морем, создавая спокойный фон для разнообразных голосов птиц.
— Так, — говорю я. — Как ты живёшь в этом разрушенном доме? Ему же нужен ремонт.
Пристально смотрю на девушку.
— Ах, Виктор, — грустно ответила она. — Нам, мечтам, не приходится выбирать, где погибать, когда нас начинают разрушать.
«Это всё твои глупые мечты, Виктор. — Отец навис тучей над своим семилетним сыном. — Оставь свой дом с садом на берегу моря и красавицу жену. Пора жить в реальном мире. Иди-ка помоги мне».
Я снова посмотрел в разрушенное окно, подмигнул морю, обнял свою красавицу жену и прошептал: «Где мои инструменты, мечта? Пора здесь всё отремонтировать».
— Завтра в три!
— В три? Ты уверен?
— Да, предупреди всех.
Сенька слегка поёжился и крикнул своим ещё совсем писклявым голосом:
— Ма-а-а-ам! Завтра в три!
Мать Сеньки на миг перестала чистить алюминиевую кастрюлю, перекрестилась и снова взялась скрести по металлу. «Началось», — только и подумала она.
В небольшой деревеньке, где все знали друг друга и — что самое важное — друг о друге, Сеньку называли Чертоносец. Он постоянно разговаривал с кем-то невидимым, который рассказывал ему, кто какой человек на самом деле и что с ним случиться может. И ведь молчать бы пацану, однако нет. То бабе Нюре гибель бурёнки предсказал, то дяде Толе — аварию. Люди искренне недолюбливали Сеньку и каждый раз просто открещивались от него. А когда случалось то, что предсказывал Арсений, люди недобро смотрели на него и бубнили: «Накликал, Чертоносец!»
Вот и в этот раз Акулину Сергеевну, мать Сеньки, возглас сына привёл в замешательство. Опять Чертоносец кому-то чего-нибудь предскажет, и опять ей, бедной, потом выслушивай про «накликал». Да и её стороной обходили — колдунья, мол, вот выродка и родила на свет.
Сенька тихо присел на табуретку неподалёку от матери и, недолго смотря в потолок, вдруг спросил:
— Мам, а ты меня тоже не любишь? — и пристально уставился на мать.
Ресницы у Акулины чуть дрогнули, казалось, что вот-вот из её глаз хлынет отчаяние уставшей матери и зальёт собою весь дом. Уголок губ пришёл в движение и растянул слегка розовую щёку.
