— Станция «Измайловская». Уважаемые пассажиры, выходя из вагона, не забывайте…
Михаил Иванович и нищенка с ребёнком в руках, ощетинившись, пляшут, брызгая слюнями.
— А! — бросается в наступление мужчина.
— Ш-ш-ш! — скалится женщина, отступая.
— А! — кричит ребёнок.
На улице глубокий вечер. В парке за забором метро гуляют влюблённые пары, слышится пьяная речь. Большая Луна над лесом томится в скорбном ожидании утра.
Ветер приносит в вагон метро прохладу и сырость.
Баталия продолжается. Раскрасневшийся Михаил Иванович, обидевшись за всех славян разом, пытается как можно глубже воткнуть нож оскорблений в несчастную грязную оборванку. Но нищенка, вопреки убеждению о всеобщей женской слабости, давно обросла чешуёй, и даже дитё на руках не мешает её обороне.
Офицер запаса, уважаемый всеми своими родственниками пенсионер, раздосадованный, почти побеждённый морально, хватает женщину за кофту и резким толчком выдворяет вон. Тут же ворота вагона слипаются, отрезая возможность конфликту продолжаться.
Публика внутри начинает хлопать в ладоши: «Так и надо этим попрошайкам!»
Тело, жалкое, потное, чувствует, как под его ногами растёт пьедестал. Михаил Иванович через четыре минуты будет раздавлен, теперь же высоко поднимает холёный подбородок. Он святой в глазах пассажиров. Жаль, что за подобную святость сложно наказать в уголовном порядке.
У-у-у! Электричка с грохотом въезжает в туннель.
Тело поворачивается к окну с надписью «Не прислоняться». Михаил Иванович смотрит на своё отражение в стекле и видит Бога…
Открой рот, я хочу убедиться, что у тебя есть язык
Учредитель сидел на кресле и курил. Его холёное лицо несло на себе тяжесть только что выпитой банки пива: «Проходи, редактор, садись. Сейчас я буду засовывать жало в твоё творчество. Я тебе, быдло, напомню, кто здесь заказывает рок-н-ролл…»
Учредитель берёт полными пальцами гранки свежего номера. Кажется, что уже в этот момент листы становятся грязными.
* * *
Девяносто восьмой год… Оренбург. С коллегой журналистом тащим по ступеням завёрнутый в штору компьютер. В газете сменился собственник. Кабинеты редакции того и гляди опечатают. Журналисты в спешке уничтожают всё мало-мальски ценное — все черновики, записи, информацию на жёстких дисках. Спешим утащить из офиса личный компьютер моего коллеги.
— Так, — охрана перед выходом тщательно изучает разрешение на вынос объёмистого тюка. — Макулатуру, значит, выносите? Тут в бумаге макулатура значится.
