Через минуту я из своей камеры услышал, как стучит металлическое ведро. Ну Коля перед дембелем решил в комендатуре полы помыть. В армии работа дураков любит. Впрочем, зачем я так? Он ведь не меньше меня ЧЕЛОВЕК.
Через час после возвращения Коли я опять провернул трюк с туалетом. Дверку в окошке, соединяющую задержку и гауптвахту, открыл Нефёд.
— Привет, — я вытащил и протянул ему зажигалку.
— Что, тебе больше не нужна?
— Да я надеюсь, что нет. Судя по всему, меня в части простили. А то бы давно уже к тебе наверх подняли. Скоро, наверное, и из задержки отпустят. Спасибо тебе, Нефёд! — я протянул свою руку в окошко.
— За что спасибо?
— За то, — ответил я, — что не пожалел для меня.
— Да брось… Что за чепуху ты несёшь?
— Я прав, нужно уметь ценить доброе…
* * *
Весеннее светило плавило бетонные плиты плаца. По ним, гулко топая, шествовал рядовой, а над его головой, весело переливаясь на солнце цветом хаки, кружили в весеннем вальсе военные вертолёты.
— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Измайловская».
Пш-ш-ш! Двери бьют запоздавшего пассажира по плечам. Будто напугавшись, отскакивают и в следующее мгновение повторяют попытку закрыться. Тело в эту секунду уже успевает переместиться внутрь полупустого вагона. Оно успело! Ликует. Чего бы это ни стоило, успело… сесть именно в эту электричку. Оно боролось, будто на карте стояли его жизнь и благополучие. Оно, невзирая на сотню других тел, раздвинуло двери, воровато озираясь, заняло сидячее положение и достало из сумки кроссворд.
Как часто мы желаем достичь того, чего достигать не нужно. Успеть именно в этот вагон, на мгновение остановив то, чего останавливать вовсе не стоит, — ход истории.
Если бы тело село в следующую электричку, его бы не успел раздавить зазевавшийся вагоновожатый. Через пятнадцать минут история завладеет мясом, жалким, нашинкованным, которое забавно будет краснеть вокруг колёс напуганного трамвая.
Но тело не знает сути, спокойно вписывает глупые буквы в дурацкие квадратики. Оно не ведает, что в каждом сантиметре ребуса молоком выписано: «Жуй, быдло, и чувствуй себя умницей. Самоутверждайся в своих же глазах!»
Вагон раскачивается и скрипит. Безумно люблю метро за его почти демонический лик. Завораживают запах, прохлада, ритм, движение… Звук, подчиняясь дьявольской науке, отскакивает от стенок туннеля и спешит повиснуть в вагоне, в самом его математическом центре. Барабанные перепонки раздуваются и воспалёнными каплями текут из ушных раковин.
