— Не переживай, Миш, — жена Михаила Ивановича считала себя женщиной умной, но в данном случае ничего стоящего не приходило ей в голову.
— Я готов задушить её голыми руками, — продолжал супруг. — Просто я в шоке, понимаешь? Она неуправляемая… Дрянь!
— Не выражайся так грубо. Люся ещё не спит.
— Да… Может ведь уголовное дело возбудить. Как я докажу, что не трогал этого… выродка?
— У нас в стране никто не отменял презумпцию невиновности.
— Стыдно. Понимаешь, стыдно. Стыдно за то, что вляпался в такую историю.
— Никто не застрахован от таких историй. Не переживай ты так. На тебе ведь лица нет. Налить ещё вина?
— Я бессилен, понимаешь? — Михаил Иванович весь скривился. — Я бессилен перед этой блохой. Маленькой гнидой. Совершенно бессилен.
* * *
Следующее утро. Михаил Иванович знает: толстая баба начеку. Ждёт его у двери. Ждёт с помойным ведром, которое наденет ему на голову. Ждёт с ручной гранатой, которую сунет ему в ширинку. Ждёт и мечтает ущипнуть интеллигента побольнее.
Дверь распахивается, но это уже не удивляет Михаила Ивановича. Наш герой экспромтом рождает такую вещь, которая ранее просто не могла прийти в его просветлённую голову. Михаил Иванович делает лицо одержимо-безумным, поднимает руки с растопыренными пальцами к небу: «Альлон занфат де но патрие, ле жур де глуар этариве, — на этом месте Михаил Иванович начинает понижать голос и ещё больше замедляет речь. При этом чертит в воздухе кресты и звёзды. — Contre nous de la tyrannie, — Михаил Иванович начал пританцовывать и кружиться. — Лятандар санглян те левэ, — Михаил Иванович видел, как испуг в лице мамаши перерастает в животный страх и продолжал: — Маршон, маршон», — баба бледнела и краснела одновременно. Михаил Иванович наслаждался. На этой строке интеллигент вспомнил о бутылёчке с таблетками в своём кармане. Нужно ведь было придумать какую-то жирную точку всего импровизированного шоу. «Marchons, marchons, Qu' un sang impur», — наш герой засовывает руку в карман и открывает флакончик с таблетками. Взмах руки — таблетки вылетают прочь и рассыпаются по полу. Баба взвизгивает и захлопывает в ужасе дверь.
* * *
Вечер. Подъезд. Третий этаж. Михаил Иванович теряется в догадках: откроется ли опостылевшая дверь на сей раз?
Шаг. Ещё ступенька. Шаг…
«Нет, не откроется».
Дверь открывается.
Мамаша выскакивает в подъезд и бросается в ноги Михаила Ивановича:
— Сын, — сквозь слёзы стонет баба, — сын в больнице.
— Что? — не понимает интеллигент. — В какой больнице?
