— Что? — спрашивает он.
— Ты… Ты такой странный, — в ответ он приподнимает одну бровь. — Нет, правда. Почему ты со мной такой добрый?
— Я всегда такой.
— Ничего подобного. Ты меня ненавидишь. И всегда смотришь на меня убийственным взглядом, будто я повинна… не знаю… в терроризме или глобальном потеплении, или в чем-то еще.
Он усмехается, а может, даже смеется. Звук отрывистый и хрипловатый, но тем не менее, он вырвался благодаря мне. Благодаря мне.
Томас возвращается к своему кофе, но я успеваю выхватить у него из руки кружку. Я чувствую себя сейчас дерзкой. Его то ли смешок, то ли смех придал мне храбрости. Смущение никуда не делось, но когда мы близко друг от друга, я с каждым разом становлюсь все смелее и смелее.
Когда я делаю глоток, Томас выразительно на меня смотрит.
— Что? Я же говорила, что краду лишь то, от чего испытываю кайф, — пожав плечами, говорю я.
Он качает головой и смотрит в окно. До меня вдруг доходит, что не в «Лабиринте» Томас гораздо более открытый со мной. За пределами аудитории он поддразнивающий и расслабленный. Он действительно терпеть не может быть учителем, так ведь?
В этот момент Ники гулит и машет рукой вверх и вниз. Я старалась не смотреть на него. Развлекаться грязными мыслями о Томасе и шпионить за ним, а потом видеть невинное личико Ники ощущается… неправильно.
— Привет, Ники, — я машу ему пальцем, и маленький человечек в черной шапочке-бини и пухлыми щечками смотрит на меня своими яркими глазами. Он подается вперед — насколько может, поскольку все еще пристегнут к папиной груди. Хихикнув, я позволяю его кулачку с ямочками обхватить мой палец.
— До чего же ты милый, — я посылаю ему воздушный поцелуй, и он смеется. — Интересно, в кого ты такой милый? — округлив глаза, я весело смотрю на Томаса.
Но взгляд Томаса совсем не веселый. Он направлен на меня и пронзает насквозь. Я ерзаю на своем стуле, ощущая необходимость в хоть каком-нибудь трении между ног.
Мне хочется продолжать на него смотреть, но я возвращаю свое внимание к Ники. Он радостно играет с моим пальцем.
— Ой, посмотри только, ты снова в фиолетовом! Какой молодец. А знаешь, что я думаю? Я думаю, что мы с тобой родственные души. И нам надо одинаково одеваться.
Томас нарушает собственное молчание.
— Не подавай ему идеи. Я не хочу, чтобы мой сын одевался как клоун.
Я обиженно смотрю на него.
— Ты назвал меня клоуном? Какие претензии к моей одежде?
Он бросает кусочек круассана в рот.
— Вот что у тебя на голове?
