Металлическое вторжение | страница 32
— Ладно, — вполне допускал такое Шелест. Встретился же им в селении один Белениус. — А хоть какая-нибудь пустыня тут есть?
— Есть. Показать?
— Конечно!
— Тогда пойдем, — Сабрина поднялась на ноги. — Ты ее заберешь? — указала она на Ют.
— Придется, — улыбнулся Шелест.
Сабрина, казалось, задумалась.
— Ладно, — кивнула она. — Я отпущу тебя, если всю дорогу будешь сидеть у меня на голове.
— Так и быть, — буркнула Ют.
— Сорви мне ветку, — велела Сабрина Шелесту.
— Какую?
— Вон с того дерева, — Сабрина указала на клен.
Шелест легко дотянулся до нижней ветви и, отломив ее у самого основания, протянул Сабрине. Та со всех сторон оглядела ее, повертела в руках, сорвала несколько листиков и только после этого сказала:
— Подойдет. Пойдем.
Шелест и Ют с готовностью возобновили путь. Шелест — своим ходом, Ют — на голове Сабрины.
Если прочие их проводники в дороге молчали, больше напоминая истуканов, чем людей, то Сабрина не умолкала ни на минуту. Она задавала вопросы и, не успевали они отвечать, снова начинала тараторить, перескакивая с одной темы на другую. Но темы эти с Вавилоном связаны не были, да и вообще казались настолько туманными, что Шелест и Ют с трудом улавливали суть.
— И тогда я к ним подхожу! — тараторила Сабрина, бодро шагая по дороге с кленовой веткой наперевес. — Как бросятся на меня, а птицы-то мертвые! И на них раз, конь несется! Они кричат и убегают. А потом я к ним все равно вернулась. И опять все заново. Странно, да?
Шелест и Ют согласились, что странно. Странно потому, что ничего не ясно. Но после истории о том, как некто вел беседу о стихах с маленьким мальчиком, Шелест вдруг понял, откуда взялись эти рассказы.
Сабрина рассказывала сновидения. Причем не свои.
Шелест помнил этот сон, виденный в детстве. Тогда, после ссоры с родителями, он полночи слушал музыку. Потом вдруг решил попробовать выплеснуть обиду в стих — очень хотелось, чтобы слова соответствовали настроению, а подходящей песни не находилось. Но у него ничего не получалось, незатейливые фразы не желали рифмоваться, и, вконец расстроенный, Шелест провалился в сон. Однако даже во сне бестолковые попытки выразить чувства в словах не оставляли.
Он бился над непокорными строками, когда рядом с ним кто-то появился. Этот кто-то — Шелест не видел его лица, только высокий человеческий силуэт, — сказал ему, что так дело не пойдет, и что он, Шелест, может делать все по-другому и гораздо лучше. Вслед за этими невразумительными словами незнакомец легонько ткнул его в лоб и велел попробовать еще раз. Шелест послушно поднес карандаш к листку. К его изумлению, слова тут же полились слаженной песней, не слишком умной и затейливой, но вполне выражающей его состояние. Он хотел поблагодарить неизвестного благодетеля, но тот, сказав, что это не навсегда, помахал на прощание рукой и ушел. Шелест бросился было за ним, и тут прямо перед ним появился еще один силуэт. Он тоже коснулся лба Шелеста, и в его голове вспыхнул звук, резкий, пронзительный и почти болезненный. Шелест от неожиданности закричал и проснулся.