Вася Теркин... Симоняк широко улыбнулся. Вот ведь оказывается, и про Теркина знают в Ленинграде. Перекочевал этот бравый, смекалистый боец со страниц военной газеты в жизнь. Может, кто и впрямь думает, что Теркин существует? Что ж, Симоняк не станет разуверять...
Вася? А что с ним сделается, с русским солдатом? Он и в воде не тонет, и в огне не горит...
А сынка моего вы там не встретили? Федей зовут, Бархатов фамилия...
Сидевшая справа пожилая женщина умоляюще смотрела на Симоняка. В ее глазах таилась материнская тревога.
Пулеметчиком он служит, мой Федя...
Нет, мать. Не встречал. Но ты не беспокойся. Скоро, гляди, на побывку приедет.
Дай-то бог...
Глаза у Бархатовой словно бы помолодели, она всё повторяла:
Дай бог, дай бог...
Женщина вышла из вагона где-то неподалеку от завода Электросила. Разве думал Симоняк, что опять они встретятся?
На этот раз, остановив Симоняка, Бархатова не преминула поделиться с ним материнской радостью:
- А ведь нашелся мой Федя. Живой. Из армии его пока не отпускают. Где-то на Ханко служит. И второй, сынок там. Борис. Моряк. Федя-то, помните, пулеметчик.
- Если там они, может, увижу. Что передать?
- Увидите, правда? - Бархатова заволновалась. - Пускай чаще пишут, не забывают мать...
- Слыхала? - спросил Симоняк у жены, попрощавшись с Бархатовой. - Мать всегда думает о сынах. Надо нам сегодня же написать в Темижбекскую. Там небось тоже ждут не дождутся весточки.
По проспекту торопливо шагали люди. Куда-то спешили. Они не обращали особенного внимания на широкоплечего полковника, который шел среди них рядом с женой. Откуда им было знать, что завтра он отправится на суровый скалистый полуостров Ханко, чтобы охранять их покой...
Ночная тревога
Короток зимний северный день. Пролетает - оглянуться не успеваешь.
Командир роты Иван Хорьков, озабоченно взглянув на часы, взмахивал рукой.
- Огонь! - скомандовал взводный Емельянов. Громыхнули выстрелы, эхо их повторило, понесло далеко-далеко по заснеженному сосновому бору.
- Красноармеец Исаичев стрельбу закончил! - доложил боец, лежавший на огневом рубеже с краю.
Не успел он произнести последнее слово, как раздались голоса других стрелков - Петра Сокура, а вслед за ним - Алексея Андриенко....
Только Николай Бондарь почему-то молчал.
Емельянов нетерпеливо шагнул к бойцу. Хорьков взял его за рукав:
- Не мешай, Иван Никитич. Потом...
Наконец раздался последний винтовочный выстрел. Бондарь щелкнул затвором.
