— Мы крепостные, — напомнил он.
Юлия Павловна остыла так же внезапно, как и вспыхнула. Гневный румянец сбежал с лица, и она снова превратилась в бесплотную, бледную фею. Она покачнулась, и Василь подхватил девушку на руки, по-настоящему испугавшись. Барышня бессильно опустилась на скамейку, бережно им поддерживаемая. Он тоже сел рядом, наслаждаясь привычным уже горьковатым запахом, исходившим от ее кос и одежды.
— И… часто он вас?.. — шепотом спросила Юлия Павловна. Глаза ее превратились в два огромных омута, подернутых дымкой сострадания и печали.
— Нет, что вы. Это впервые, — легко солгал Василь.
Она вздохнула с облегчением, а Василь поклялся себе, что она никогда не узнает, что бывает на конюшне, откуда до барского дома не долетают ни стоны, ни крики.
— Алевтина рассказала мне… О ваших родителях…
Василь сразу отстранился. Старая болтунья! Ведь просил же не рассказывать никому. И Алевтина исправно молчала, берегла его тайну. До сего дня.
— Неужели это правда, Вася? — спросила Юлия Павловна шепотом. — Как только земля может носить таких людей?
— Простите, барышня, — Василь резко поднялся и поклонился, стараясь не встречаться взглядом. — Спасибо, что заступились за раба вашего, и разрешите удалиться.
— Не разрешаю, — сказала она твердо. — Сядьте.
Он подчинился, по-прежнему не смея поднять глаз.
Маленькая прохладная ручка сжала его руку. И он не убрал руку, а замер, боясь поверить своему счастью. Как это рукопожатие отличалось от Агашиного. Тогда ему не терпелось поскорее освободиться и убежать, а теперь скорее готов был дать себя высечь, чем отодвинулся хоть на вершок.
— Когда стану совершеннолетней, я вам вольную дам.
Василь повернул голову и встретил ее взгляд — твердый, синий, холодный, как лед.
— Честное слово, — сказала она. — Клянусь.
— Я вам верю, барышня, — сказал Василь. — Без клятв.
— Расскажите мне все, Вася… Ведь мы так славно дружили. Неужели между нами могут быть тайны?..
Разве можно отказать, когда ангел просит? Нет, ни один смертный не может воспротивиться ангелу. И Василь не смог. Спустя некоторое время он поймал себя на том, что легко и даже с усмешкой рассказывает Юлии Павловне печальную историю своей жизни:
— Я у отца младший был. Братья оба старше меня лет на двадцать. Мне потом говорили, они мать мою терпеть не могли, боялись, что отец из-за нее их наследства лишит. Я иногда думаю, она и сбежала из-за них, хоть они и редко приезжали.
— Как их звали? — тихонько спросила Юлия Павловна.
