Пока Генрих Иванович не вышел из зала, артисты и музыканты не двигались с места и молчали, словно громом пораженные. Но едва дверь за немцем закрылась, все заговорили разом. Все, кроме Василя.
— Видали?! — возопил Евлампий-Менелай, воздевая руки к небу. — Клянусь Мельпоменой, Господи Иисусе! Да барышня наша святые!
Алевтина заплакала, тайком смахивая слезы.
— Добрые какие барышня! Хорошие какие! Теперь Немчина нас не будет лупить! — ликовали грации, прыгая по сцене, как потешники на ярмарке.
— Хорошо, правда, Вася? — тихо сказала Агаша.
Василь не ответил. Он был просто не в силах отвечать. Пальчики Агаши несмело скользнули к нему в ладонь, и он поспешно отошел в сторону, испытывая стыд и жалость. Вот Юлия Павловна никогда бы не стала так просительно смотреть в глаза.
Агаша проводила певца взглядом, а потом посмотрела в ту сторону, куда ушла барышня.
Юлия Павловна сидела в беседке, как во время их первого разговора. Василь стоял в кустах сирени, не решаясь подойти. Потом осмелился.
Увидев его, Юлия Павловна густо покраснела и открыла книгу, которая до сих пор бесполезно лежала у нее на коленях. И сделала вид, что увлечена чтением.
Василь встал перед девушкой, ничего не говоря. Она тоже молчала и не поднимала головы. Оба испытывали странный стыд, хотя ни в чем не были виноваты.
Юлия Павловна не выдержала первой.
— Как вы себя чувствуете, Вася? — спросила она, и голос её дрогнул.
— Спасибо, мадемуазель. Всё очень хорошо.
Они еще помолчали.
— Как вам нравится книга? — спросил Василь вежливо, хотя думал вовсе не об этом.
— Весьма познавательна, — ответила барышня машинально.
— Что вам больше всего понравилось в ней?
— Стиль изложения. Написано до великолепия просто.
Порыв ветра бросил на лицо Юлии Павловны пряди распущенных волос. Она нервно перекинула их за спину.
— Погода сегодня чудесная, — сказал Василь после паузы.
— Ваша правда, — кивнула она. — Но, боюсь, к вечеру будет гроза.
— Это хорошо. Через неделю начнутся покосы, пусть лучше дожди прольются сейчас, сено будет добрым.
Юлия Павловна вдруг с треском захлопнула книгу.
— Нет, это не хорошо! — сказала она и выпятила подбородок.
Василь снова увидел карающего ангела. Глаза девушки метали молнии, а носик морщился.
— Что — не хорошо? — спросил он почти испуганно.
Ангел вскочил со скамейки и топнул ножкой.
— Все не хорошо! И то, как этот… обращался с вами! И все это не хорошо!
Василь заложил руки за спину и чуть наклонился, изучая кончики своих сапог.
