Я слушала, как играла его новая любимая группа, как таран для моего мозга, ревущий через дверь его спальни. Когда я открыла ее, он мотался по всей своей комнате, крича таинственные, гневные — и, несомненно, непристойные — слова песни вместе с Филом Ансельмо. Я не могла не восхититься его совершенным вниманием, при моем собственном презрении к этому разрушению ушей, называвшейся Pantera.
— Знаешь, это не настоящая музыка! — Я кричала через шум.
Он убавил громкость, чтобы показать цензурную версию на кавер Far Beyond Driven.
— А мама знает, что у тебя есть это? — Спросила я, немедля заметив логотип «Родительский контроль».
Он проигнорировал мой вопрос.
— Pantera — местная группа. Прямо отсюда, из Арлингтона, Техас, — сказал он. — Этот парень живет примерно за углом от нас.
Видимо, мой отчим ходил в школу с гитаристом Даймбэгом и его братом Винни.
— Угадай, в какую школу они ходили? В нашу! Все трое из них посещали школу Ганна в Арлингтоне!
Я не верила ему, думая, что кто-то просто пытался продать ему диск. Но он был непреклонен.
— Я докажу тебе это. Я возьму старый ежегодник из школьной библиотеки.
Любопытно, что я позволила ему взять меня в библиотеку на следующий день. Я люблю что-нибудь такое, что возвращает назад во времени. Когда я на самом деле увидела фотографии этих ребят в ежегоднике 1981-го года, я была заинтригована. Как мог мой отчим дружить с группой, которые были родом из нашего родного города и звучали как мусор, но поднялись так высоко?
В тот день, когда я вернулась домой, я взяла буклет от CD-диска с текстами Far Beyond Driven и начала играть песни, одновременно читая стихи. Было много порочности, святотатства, кощунства и безбожия, что, я чувствовала, было немного ненужным.
Даже будучи атеистом, я думала, что такие вещи просто липкий и слегка нечестный способ шокировать людей, пока я не дошла до песни под названием «Shedding Skin».
«Shedding skin» отлично объяснила весь скриминг.
Скриминг был действительно той вещью, которая беспокоила меня в Pantera. Но, оказывается, нет никакого другого честного пути, чтобы петь такие болезненные, сердитые песни. Это была история о страшном злоупотреблении. Эти стихи, если петь честно, нужно кричать. Это напомнило мне об историях, которые я слышала про изнасилованных мальчиков, те, что заставляли меня хотеть кричать, ругаться и убивать. И тут это вылилось эмоциональным всплеском в наиболее совершенный звук для описания, например, ненависти к такому злу. Это был звук, который исходит из кого-то, кто был травмирован от такого рода злоупотреблений.
