Японская поэзия серебряного века | страница 138
В плошку чаю плеснув,
причмокивая тихонько,
закусил холодным вчерашним рисом.
О вьюнок!
Ведь так оно все и было?
Ни жены, ни детей не было у поэта…
Митоми Кюё
У воды
У воды разносится в полдень
Беззвучное эхо.
Скорбно льющихся воспоминаний
Боль без предела.
Замирает, коснувшись слуха,
Отзвук безмолвный.
У воды нет ни жизни, ни смерти,
Ни голоса в песне.
Сам я ненаписанный стих —
Нет меня? Есть я?
Промелькнут вдали человек ли, зверь —
Скроются из виду…
В бесконечном потоке красок,
Запахов, света…
Мураяма Кайта
Развлечения смерти
Я теперь для смерти — товарищ по играм.
Задыхающийся, бледный, простертый на ложе.
От зари до зари под этим прекрасным небом
До потери разума играю, играю со смертью.
Для нее мои легкие — лучшие игрушки.
Отдавать их я не хотел, но, видно, придется.
Залучила их смерть
И возвращать не желает.
Отпустила на миг —
И вот истекаю кровью.
О, коварные, гнусные уловки смерти!
Вновь и вновь все ту же игру затевает.
Вот опять она примеряется к игрушкам —
Эта мерзкая смерть, партнерша моя по играм…
Дзимбо Котаро
Поздняя осень
С того самого дня
он больше не появлялся
заржавели створки дверей
в саду
подсолнухи поникнув увяли
воробьи залетали все реже
водосточные желоба
сотрясались подпевая матросской песне ветра
небо
с каждым днем становилось все глубже и глубже
(в этом доме один человек расстался с жизнью)
на стене
там висела работа Мадараса[188] рисунок углем
сруб колодца
на заднем дворе стоит безмолвно
из него давно никто не набирал воду
дверь
скрипом гонит рябь по глади воспоминаний
тускнеет солнце
неожиданно началась метель
снег стучался в окно за которым
больше не было видно знакомого силуэта
снег устилал крышу
Татихара Митидзо
К изначальному
Этот скудный рельеф, где прощальным даром небесным
Вулканический пепел порой осыпает деревню…
Словно грустные воспоминанья о прошлом,
Хлопья с шелестом ложатся на кровли, на кроны деревьев.
Озаряя цепь дальних гор, ярко луна сияла.
Опершись на раму окна, я беседовал со знакомым.
По углам комнатушки, словно в глухом ущелье,
Растекались лунные блики, звучали отзвуки смеха.
О, познать неисповедимое сердце! Постигнуть душу!
Собеседник вдруг потянулся поймать муравьишку —
Этот жест показался мне таким забавным…
Но с каких же пор курится дым над вершиной?
И за сколько вечеров соткали люди преданье,
Сказ об огненной горе, что Элизабет довелось услышать?..
К ветру
Тусклый свет вечерней зари сменяется мраком.
В глубине его вершится рожденье жизни.
Никому не дано пресечь извечное круговращенье.
Книги, похожие на Японская поэзия серебряного века
