О, как моя вскипела кровь,
Когда страну узрел я вновь!
Лишь день назад под горным склоном
Пастух проглочен был драконом.
И, мщенья жаждою палим,
Решив скорей покончить с ним,
Я известил лишь слуг надежных,
Я только меч проверил в ножнах,
Я кликнул псов, взнуздал коня
И смело, тайною тропою,
Чтоб не увидели меня,
Помчался в ночь навстречу бою.
Отец, ты знаешь церковь ту,
Что зодчий взнес на высоту,
Как бы с самой природой споря.
Оттуда видно все до моря.
Та церковь хоть мала, бедна,
Но в ней святыня есть одна, –
С младенцем пресвятая дева
И три царя у двери хлева.
И трижды тридцать ступеней
Прорублены в скале отвесной.
Но пилигрим, взойдя по ней,
Вкусит от благости небесной,
А под скалой – в пещеру вход.
Кругом трава не прорастет,
Лишь мох сырой по косогору.
Свет не заглянет в эту нору.
И в той норе живет дракон –
Людей подстерегает он.
Как змий в воротах преисподней,
Он бдит под церковью господней,
И лишь пройдет там пилигрим,
Неся мольбы Христу и Деве,
Дракон кидается за ним,
И жертва гибнет в черном зеве.
И прежде, чем затеять бой,
Я поднялся в тот храм святой.
Я причастился благодати,
Святому помолясь дитяти.
Я перед ликом вышних сил
Доспех мой верный освятил
И, взяв копье рукою правой,
Пошел – за смертью или славой.
И слуги встретили меня.
Я задержался миг, не боле,
Простился, прыгнул на коня
И вверил душу божьей воле.
Мой путь привел на ровный луг,
И псы насторожились вдруг,
А конь заржал, попятясь боком,
Храпит, кося багровым оком,
И стал. Так вот он, наконец!
Клубком чудовищных колец
Лежит, на солнце брюхо грея.
Псы молча кинулись на змея,
Но завизжали – и назад,
Когда, зевнув с протяжным воем,
Дохнул вонючим ветром гад
И морды им обжег обоим.
Но тут мой окрик, мой укор
Вернул, удвоил их напор.
А сам я в шею твари гнусной
Метнул копье рукой искусной.
Как трость, от панциря ее,
Звеня, отпрянуло копье.
Я целюсь вновь. Но конь пугливо
Храпит и рвется – дыбом грива!
Не слышит ни узды, ни шпор
И, повернув к дракону задом,
Несется прочь во весь опор...
И был бы я настигнут гадом!
Тогда я спрыгнул, я извлек
Дамасский добрый мой клинок.
Удар! Удар! Всей силой в брюхо!
Но только звякал меч мой глухо.
И вдруг упал я на песок,
Хвостом, как бурей, сбитый с ног.
И зев оскалился громадный,
Язык вытягивая смрадный.
Но тут вцепились оба пса
В прогал, где обнажалось тело,
И змей на брюхе поднялся,
От боли взвыв остервенело.
И прежде, чем он скинул псов,
Я снова к бою был готов.
Я в тот же промежуток голый
Под сердце свой булат тяжелый
Вогнал уверенной рукой.
