Родовые сны | страница 4



Но...

Обычно сдержанный, немногословный, когда дело касалось каких-то там недомоганий, отец стал по вечерам с некоторым недоумением замечать:

- Странно, что-то нога побаливает, опухает даже, впрочем, все это чепуха... Работать, работать надо, сроки поджимают.

Между тем боль не проходила. Мы посоветовали показаться врачу.

- О чем вы говорите, какие сейчас врачи, минуты свободной нет!

Но когда он стал просыпаться от боли, мама и я все-таки настояли: надо провериться. Впереди длительная командировка, разве можно рисковать? И отец согласился.

- Ладно,- нехотя уступил он нам,- профилактика?.. Только глупости все это.

Договорились с Кремлевкой, на Рублевском шоссе.

Когда приехали, вошли внутрь, неожиданно остро повеяло другой жизнью, другим укладом, где даже время протекало по иным, замедленным законам. Каким-то летучим было это ощущение, словно холодный ветерок прошел.

Отца поместили в отдельную палату. Скудная спартанская больничная обстановка: кровать, тумбочка с настольной лампой и стул для посетителя.

Когда я уходил, отец с грустью сказал, что главную роль в фильме играть он не будет: староват-де уже, а вот Виктор Авдюшко потянет, для этого есть все данные, настоящий лесной житель, медлительный, монументально-невозмутимый. И Люся Хитяева тоже... И как это хорошо звучит - "Когда расходится туман".

В одно из посещений меня неожиданно пригласил лечащий врач. Милая, всегда доброжелательная женщина была в этот раз необычно напряженной. Она смотрела в сторону и все никак не могла начать разговор. А когда заговорила, я не узнал ее голоса.

- Кирилл Сергеевич, я обязана сообщить вам...

- Что такое?

- Мы дважды делали анализы, собирали консилиум... У Сергея Дмитриевича злокачественная опухоль. Лимфосаркома.

- Этого не может быть... Этого просто не может быть.

- Это есть, Кирилл Сергеевич.

И все вокруг словно поменялось местами. Есть точное русское слово "ошеломлен". Ударен по шелому. Куда-то сразу отодвинулся внешний мир с его обычными повседневными реалиями.

Возвращаюсь домой, а в голове только одно: месяц жизни, месяц жизни... И этот приговор, точный, и обжалованию не подлежит. А дальше что? Как сказать матери? Как вообще жить? Отец для меня - это все! И мама, и дети, и внуки, и Нина, жена, преданный и надежный человек, и наш домашний микромир, островок спокойствия и стабильности - все это вместе едино и нерушимо, надежно закрыто от постороннего недоброго взгляда. А что же теперь? Слабая надежда в самой глубине души: а вдруг все-таки ошибка, а вдруг все это не что иное, как дурной сон?.. И надо сказать: меня долго не покидало ощущение нереальности происходящего.