Работы было много, плюс моя подработка у Левина, не оставляли времени на размышления и душевные переживания.
В то декабрьское утро я уже с утра чувствовала себя неважно, но поехала на работу. Меня знобило, крутило руки, ноги, болело горло и нужно было бы поехать домой, но я обещала Левину приготовить на ужин его любимые отбивные. Троллейбуса долго не было, пошёл дождь со снегом, я еле приползла до его двери. Хорошо, что он оказался дома, у меня даже не было сил раздеться. Левин снял с меня сапоги, пальто, уложил на диван, измерил температуру.
— Ай-я-яй, деточка, ты же совсем больная, давай-ка я тебя послушаю.
Выслушав, он покрутил головой:
— По-моему, мы имеем типичное воспаление лёгких. Сейчас позвоню своему приятелю.
Приехал его друг, опять слушал, простукивал, ставил градусник.
— Да, никаких сомнений, двусторонняя пневмония. Итак, голубушка, постельный режим, уколы антибиотика три раза в день, всё остальное я объясню Вольдемару.
— Кто такой Вольдемар? — Спросила я и отключилась.
Так я осталась у Левина. Он взял три дня отгулов, делал уколы, поил чаем и кормил с ложечки куриным бульоном. Он купал меня в ванной, как маленького ребёнка, меняя постельное бельё. Температура не падала четыре дня. На пятое утро была суббота. Мне приснилась сковородка, полная жаренной колбасы, залитой яйцами, и я проснулась абсолютно здоровая, ощущая зверский аппетит.
— Вольдемар! — заорала я, не обратив внимая, что всего лишь половина шестого утра.
Он прибежал из спальни в майке и семейных трусах, со взъерошенными со сна волосами:
— Наташа, что случилось? Тебе плохо?
Я молча улыбалась. У Левина была хорошая крепкая эрекция, вздыбившая синий в полоску ситец на его трусах. Подумав и решив, что яичница подождёт, протянула к нему руки:
— Иди ко мне…
Съев вожделенную яичницу, запив горячим чаем, я сидела разомлевшая и довольная сытным завтраком и любовными баталиями. Начав на узком диване в кабинете, продолжили у Володи в спальне. Теперь мы сидели на кухне и он грел в своих руках мои ступни. Я поглощала одну за другой шоколадные конфеты «Метеорит», пока Левин не отобрал у меня коробку:
— Хватит, аллергия будет.
— Жадина… Слушай, а почему ты стал вдруг Вольдемаром.
— Надоело самому без конца слышать Владимир Ильич, да Владимир Ильич…
У тебя это никаких ассоциаций не вызывает?
— Ты знаешь, как мы тебя называли с Софочкой?
— Наверное, вождь мирового пролетариата?
— Да, что-то вроде этого. Дай ещё одну конфетку.
