– Ну, это как шары, – с трудом подобрал подходящее русское слово Мамыль и для пущей наглядности очертил в воздухе круг своей крепкой ладонью. – Ворон добыл у Келе Солнце, Луну и Звезды. После этого на земле появился свет, тепло, и живые существа перестали погибать.
– А, поняла, – радостно закивала головой Лика. – Да, Солнце, Луна и Звезды, в самом деле, светящие шары.
Довольный понятливостью слушательницы Мамыль снова взялся за свой бубен и повел рассказ с самого начала:
– Вначале появился божественный Ворон – Куркыль…
Сообразив, что если она хочет услышать рассказ о Вороне – Куркыле до конца ей не следует больше перебивать рассказчика, который в знак своей приязни к ней взялся поведать ей одно из самых сокровенных преданий своего народа, Лика больше не проронила ни звука. Она в полном молчании выслушала рассказ о погоне разъяренного Келе за Куркылем, и красочное описание битвы между ними, завершившейся победой Ворона.
Ей нравился Мамыль – сорокалетний чукча-охотник и оленевод с глубокими морщинами, изрезавшими все его лицо. Он был порядочным человеком и никогда не просил у нее водки в обмен на пушнину. И когда Мамыль в уговоренный срок не появился в Ново-Мариинске для обмена товаров, Лика встревожилась и сама повезла ему его заказ – соль, пули, три новых охотничьих ружья, спички, нитки с иголками и стеклянные бусы для его двух жен. Когда Лика приехала в стойбище Мамыля, то узнала, что предчувствия ее не обманули. Оленевода и его семью постигла большая беда.
– Матерый медведь, в которого вселился злой дух убийцы, повадился валить оленей нашего стада, – печально поведал ей Мамыль. – Я и мой младший брат Имрын попытались остановить его, но у нас совсем не стало пуль, совсем-совсем! Мы пошли на него с рогатиной, и медведь задрал Имрына насмерть, а мне повредил бедро так, что я не смогу охотиться один солнцеворот. И то, что ты, отважная девушка, привезла оружие, поможет мне в скором времени снова стать кормильцем своей семьи.
Две жены Мамыля – молодая Тиныл и старшая Пэнр-ына, согласно закивали головами после слов главы семейства. А сама Лика не считала свой поступок особым подвигом – стойбище Мамыля, состоящее из его яранги, яранги его младшей жены Тиныл и их дочерей и яранги погибшего брата Имрына – находилось на ее взгляд недалеко от Ново-Мариинска – всего лишь в двух днях перехода. Но в глазах чукчей поездка девушки по тундре в одиночку заслуживала восхищения, и они приняли ее как долгожданную гостью. Лику усадили на санях возле домашнего очага рядом со старшей женой Мамыля Пэнр-ыной и они, сидя вдвоем на почетном месте, слушали напевный рассказ хозяина стойбища о богах Чукотки. Вторая жена Тиныл тем временем хлопотала возле булькающего котла. Приготовив еду, она налила всем в чаши горячую чукотскую похлебку, состоящую из мелко покрошенного оленьего мяса, а также из моняла – полупереварившегося мха, извлеченного из оленьих желудков. Лика нашла похлебку необычайно вкусной и сытной, и вдобавок Тиныл налила ей душистый травяной чай как особо дорогой гостье. Картину довершала юная девушка в камлейке из тонкошерстной шкуры оленя с обрядовыми наклейками, застенчиво расположившаяся у самого входа яранги. Это была Гитиннэвыт (Красавица) – вдова погибшего Имрына. После смерти младшего брата Мамыль по обычаю женился на ней, и она стала его третьей женой.
