— Вы ошиблись, — сказал он охрипшим голосом. — Я не отбивал у вас Риты.
— А че влез?
— Я у нее мальчик на побегушках.
— Так она и тебя киданула, — кивнул «хирург», и на его бесстрастном лице появилось сочувствие. — Да, попали мы в лапки к этой лярве, — он закрыл замок на ширинке и осведомился почти дружелюбно: — Тебе куда надо, братан?
Шаров мигом припомнил подробности встречи возле главпочтамта и просьбу Риты соблюдать конспирацию. Тогда он сумел это сделать.
— Мне-то? — переспросил он.
— Тебе, кому еще. Подбросим.
— Мне тут рядом. Спасибо, оставьте меня здесь.
— Ну, как знаешь.
Слава богу, уехали и пальцем не тронули. Есть на свете и такая солидарность: обманутых самками самцов. А требования по конспирации опять выполнил почти на автомате, как программу по умолчанию.
Благополучно добрался до дома. Окно Риты не светилось. То ли уже приехала и легла спать, то ли вообще в эту ночь не явится. Холодно на дворе, лето на исходе. Бывает, когда в один день становится ясно: осень победила. Именно такой день или, точнее, ночь выпала сейчас. На скамейке не посидишь, дожидаясь возвращения любимой.
Подъем по лестнице дался с трудом. На последней ступеньке споткнулся. Когда зашел в свою холостяцкую хижину, охватило тяжелое, изнурительное сомнение: зря, влюбился в Риту. Зря жил, помышляя только о ней…
Сначала его трясло, и он не мог согреться, даже с головой забравшись под одеяло. Потом, наоборот, стало очень жарко. Сознание ускользало, Шаров никак не мог понять, что с ним и где он. Но в конце концов понял, почему жарко. А, так он же в пустыне. Испепеляюще жжет солнце. Он сидит на камне в набедренной повязке, попав совсем в другое время. Может, на тысячу, а то и на две тысячи лет назад. «Наверно, эпизод из моих прошлых жизней», — понимает он, вслед за Ритой поверив в реинкарнацию. В руках прутик, и он, как тогда на острове, чертит на песке фигуры. К нему толпой подходят возбужденные мужчины. Они ведут женщину; она вырывается, но они крепко держат ее за руки. Один из толпы докладывает ему:
— Эта женщина вытащена нами из чужой постели, и мы хотим побить ее камнями.
Боже, неужели Рита? Он в печали склоняет голову, а рука его, держащая прутик, продолжает автоматически рисовать на песке. Его продолжают расспрашивать, ждут ответа: верно ли они хотят сделать?
Он поднимает голову, оглядывает всех подошедших мужчин, узнавая многих, и, решившись, отвечает:
— Хорошо, но пусть первым бросит в нее камень тот из вас, кто еще не переспал с ней.
