— Значит, отлупят ремнём, — вздохнул Лёшка.
— И два дня карцера, — сказал Димка.
— Три.
— Зато тех, кто в карцере, кровь сдавать не возят.
— Ну, хоть это.
Вокруг ходили немцы, шаркали подошвами ботинок и туфель, позвякивали каблуками солдатских сапог. Серые шинели, голубоватые мундиры, плащи и платья. Прожекторный свет лился с темпорам вниз.
— Руку покажи, — попросил Лёшка.
— Смотри.
— Ого!
Безымянный палец и мизинец на Димкиной правой руке явно обгоняли остальные пальцы в размерах и вообще казались чужими, наживленными. Взрослыми.
— Я два пальца прижал, а два не успел, — будто извиняясь, сказал Димка.
— Гнутся?
— С трудом.
— Но вроде розовые, живые.
— Хрустят.
Они отошли к барьерам, чтобы их не смёл с дороги толстый господин в тёмном в полоску костюме. Оглядываясь на темпорамы, он так размахивал кожаным портфелем, что стукнул им какого-то гауптмана. Возник небольшой скандал. Господин извинялся, гауптман, багровея, обещал пристрелить гражданскую скотину, которую, наверное, впервые выпустили в общественное место.
Словно две собаки гавкали.
— А в общем, — тихо сказал Лёшка, — нет в темпорамах ничего особенного.
— Как так? А пальцы? — спросил Димка.
— Ну и что? Пальцы — это ерунда. Я думал, если темпорамы секретные, мы сможем все разузнать и передать потом нашим. Если бежать, то с важными данными, сечёшь? Так нас точно никуда в тыл не отправят.
Димка вздохнул.
— Я и в тыл согласен.
— Максимиллиана бы самого головой в темпораму, — сказал Лёшка, разглядывая лоснящееся поле "Боя в июне". — Слушай…
Он умолк.
— Что? — спросил Димка, поворачиваясь к другу.
Лёшка перевёл на него взгляд горящих глаз.
— А если мы на секунду или две окунёмся в темпораму целиком? Мы же, наверное, тоже повзрослеем, как твои пальцы? А вдруг вырастем в великанов?
— Мы умрём, — сказал Димка. — Ты же слышал старика.
— Может, он просто так сказал?
— Ага, просто.
Рука зудела, и Димка спрятал её под куртку.
— Да понял я, — грустно сказал Лёшка. — И так не хорошо, и этак. Картинок фашисты себе тоже специально навыбирали…
Он всмотрелся в темпораму. Димка, закусив губу, последовал его примеру. Всё равно им ничего не оставалось, как ждать, когда старик приведёт господина унтерштурмфюрера.
"Бой в июне" обрушился на Димку палящей жарой.
В пронзительно-синем небе светило невозможно-яркое солнце. Это было первое, что он увидел. Жара. Затем он увидел дым, плывущий ниже, и заметил огненный цветок взрыва и комья земли, застывшие в воздухе.
Совсем близко зеленел защитный кожух "сорокопятки". В отдалении лежали два снарядных ящика. Ствол пушки был повёрнут в сторону поля, рассечённого просёлочной дорогой. У дальнего конца поля, в зыбком мареве проступали хищные силуэты танков. До них было метров пятьсот. Один танк горел.
