Тот сначала остолбенел.
Что там за удар у Лёшки был? Смех один. Но то, что мальчишка после тычка кулаком в грудь не упал, а извернулся и стукнул его по голени, Олафа на несколько мгновений повергло в состояние, близкое к шоковому. Возможно, ему показалось, что мир перевернулся, и советские дети, эти личинки побежденных ублюдков, получили полное право защищаться.
Потом, конечно, он повалил Лёшку, и рыча что-то по-своему, то ли по-шведски, то ли по-датски, пинками погнал его, лежащего, в дальний конец палаты. Наверное, Олаф убил бы Лёшку, и спасло его только то, что Димка и прочие дети повалились перед ним на колени.
— Hast du gehort, сченок? Das werde ich nicht mehr ertragen! — прорычал тогда скандинав над Лёшкой и ушёл, сломав одну из кроватных стоек.
Лёшка отлёживался три дня, а они в две палаты изобретали самые разные способы, чтобы поверки не выдали его отсутствия. Подговорили даже херра Оффельда на день будто бы забрать Лёшку к себе в помощники.
— Ich glaube, das ist Batz, — сказал Максимиллиан.
— Nein, — возразил ему Вилли, — das ist ein anderer flieger.
Они пошли вокруг темпорамы, выбирая лучшую точку обзора, где было бы явно видно лицо пилота.
— Фашисты! — прошипел тихо Лёшка. — Лишь свои победы показывают. А мы им знаешь, как под Пензой вломили? У них на полгода желание наступать пропало.
— Только сейчас они уже у Молотова, — шепнул Димка.
— Это ненадолго.
От дальней темпорамы мимо них промаршировали, судя по выстриженным затылкам, новобранцы вермахта. Димка отскочил в сторону, когда из шеренги попытались ударить его ногой.
— Oh, scheitern! — разочарованно произнёс кто-то.
— Ditmar! Alex! — позвал их Вилли.
Мальчишки обогнули темпораму, протискиваясь между посетителями. Максимиллиан и Вилли спорили.
— Russischer pilot getotet! — настаивал Максимиллиан.
— Nein. Er springt mit dem fallschirm raus! — заявлял Вилли.
— Getotet!
Максимиллиан в подтверждение своей правоты стукнул Лёшку по плечу.
— Дитмар, — сказал Вилли, — смотреть русский лётчик.
— Так не видно, — сказал Димка.
— Встань на барьер.
— Нельзя же.
— Нельзя дальше… близко, — сказал Вилли. — Барьер — можно. Правильно? Und Alex wird dich unterstutzen.
Димка оглянулся — посетители их не видели, толпясь у темпорам в центре зала. Видимо, мало у кого время, остановленное Густавом Борнхаузеном, вызывало подлинный интерес, чтобы изучать его со всех сторон.
— Los! — притопнул ногой Максимиллиан.
— Полезешь? — спросил Лёшка.
Димка шевельнул плечом.
