Ему их совершенно не жалко. Разве что фрау Плюмм немного жалко, потому что она иногда подкармливала тех, кому выпадало дежурство в прачечной. Но её можно только ранить.
А затем они освобождают город, и фашисты, огрызаясь, кидая гранаты, отступают к зданию музея, и уже там…
— Ditmar!
— Was? — захлопал глазами Димка.
— Ты спать?
— Нет!
— Mein vater sagte, wenn unsere armee Molotow nehmen, kaufen wir uns auch einen "mercedes", — сказал Вилли. — Понять?
— Да, вы купите "мерседес", — кивнул Димка.
Вилли просиял.
— Gut. Weitergehen?
— Да.
Они обошли зал по периметру. Херр унтерштурмфюрер с фрау Эберт стояли у входа и разговаривали с пожилой парой гражданских: мужчина — в коричневом костюме, женщина — в синем платье под лёгким пальто.
Херр унтерштурмфюрер смеялся. Гаду было весело.
Димка попытался вспомнить, в каком пальто была мама, когда пропала, и не смог. Всюду шаркали и отрывисто разговаривали по-немецки. Это очень мешало, хотя и сам Димка часто уже думал немецкими словечками. Вроде начинаешь размышлять по-русски, а в конце оказывается, что друг по палате у тебя "freund", и планируешь ты не письмо домой в карантинную зону написать, а "schreiben einen brief".
С Лёшкой было также, и он ненавидел это до зубовного скрежета. Они даже условились на щелбаны, если между собой кто-нибудь что-то по-немецки ляпнет.
Неугомонный Вилли скакал от стенда к стенду, от экспозиции к экспозиции, от образцов крупповской стали он тащил Димку к ярким отрезам тканей, от кофемолок, сковородок, ножей и электрических ламп — к кинокамерам и фотоаппаратам. Ещё были граммпластинки, губные гармошки, радиоприёмники, ранцы, грязно-серые брикеты походного мыла и склянки с одеколонами и духами, карандаши, стопки бумаг, книги в бархатных обложках, аптекарские и простые весы, крючки, бокалы и фляжки.
Светлая Лёшкина голова нигде только не мелькала. Скорее всего, толстый Максимиллиан сразу потащил его в третий зал.
— Alles! — сказал наконец Вилли, осмотрев напоследок значки и марки, выставленные под стеклом. — Hier ist alles.
Димка выдохнул. Едва не сказал: "Wunderbar!".
В третий зал пускали через тёмную арку, едва подсвеченную одиноким плафоном. Здесь стрёкот сделался громче, завибрировал, задрожал, наполнился электричеством воздух, тягучая, похожая на долгие вздохи неведомого существа музыка поплыла из спрятанных динамиков.
Вилли крепче сжал Димкину руку.
— Zeitrahmen.
— Nur keine angst!
— Я… нет… — заупирался Вилли.
Тогда за плотный занавес Димка шагнул первым.
