Наконец, впереди мы увидели густую зелень: или лес, или роща. Приблизившись, увидели реку. С обрыва до реки было метров пятнадцать, и представлял склон собой замечательный песчаный пляж, полого уходящий к воде.
Мишка радостно вскрикнул, и бросился было вниз, я еле успел перехватить его, чуть не на лету.
-Мишка, стой! Не видишь, ни одного следа на песке?
-Ну и что? – недовольно спросил Мишка, вырываясь из моих рук.
-Как ну и что? Наследим, кто-нибудь придёт, и найдёт нас!
-Кто придёт? Кто найдёт?
-Минька, ты что? Забыл? Война идёт.
-Так мы в тылу, свои здесь! – Я хмыкнул:
-Запомни, Минька, на войне бывает, что свой хуже врага.
Мишка послушался, и мы, отойдя в сторону, где начинался спуск с кустами и травой, осторожно дошли до реки.
Здесь мы, выбрав кусты погуще, разделись догола и вошли в прохладную воду без визгов и воплей, что обязательно бы сделали в мирное время.
Напились прямо в речке, жадно глотая воду, пахнущую песком и илом.
Накупавшись вволю, выбрались на берег и присели отдохнуть на вынесенное половодьем бревно. Мишка нашёл где-то удобную увесистую дубинку и теперь играл с нею, прикидывая, как он бил бы ей кого-нибудь по голове.
-Больно? – спросил он меня, указывая взглядом на низ живота.
Я посмотрел и снова почувствовал тянущую боль.
-Сейчас не очень, - ответил я, - но тогда я чуть с ума не сошёл от боли, даже упал, ноги не держали.
-Гад! – с чувством сказал Мишка, глядя на реку.
-Кто? – не понял я.
-Да этот, из НКВД. Все они такие. Когда моего батю забирали, его тоже били. У меня на глазах, и у мамы. Потом и маму забрали. Меня в детдом, - Мишка замолчал.
-За что? – глупо спросил я.
-Сказали, что японский и английский шпион.
-А маму?
-Пособница врага народа.
-А я?
-Когда ты помнил, ты говорил, что тоже… Ты не помнишь? – я покачал головой.
-Твоих тоже арестовали, мы с тобой в одном детдоме, интернациональном, имени Розы Люксембург.
-Тогда почему ты мне сказал, что наш дом в Москве?
-А где же? Чем плохо в детском доме? Тепло, одевают, кормят, крыша над головой, учат, - ровным голосом сказал Мишка, не глядя на меня, - хорошо, что ты память потерял.
-Что ж тут хорошего! - рассердился я, - не помнить, как тебя зовут?!
-Зато не помнишь, как брали твоих родителей, - тихо сказал Мишка, и я замолчал.
Сидели мы тихо, и поэтому вовремя услышали, как наверху затрещал мотоцикл. Потом он смолк, и послышалась восторженная немецкая речь.
-Ты понимаешь? – спросил я. Мишка кивнул:
-Они решили остановиться здесь и искупаться.
