«Огни Сайгона красные с зеленым, а фонари Ми Тхо блестят неярко»...
Когда «Тигрица под баньяном» пристыковалась к орбитальной станции у Пятой планеты, её окликнул корабль постарше, «Мечта о просе» − подруга, которую она часто встречала в долгих путешествиях.
− Я тебя искала.
− Да ну? − спрашивает «Тигрица под баньяном». Маршруты кораблей нетрудно отслеживать по их декларациям, но «Мечта о просе» стара и редко утруждает себя такими хлопотами − она привыкла, что другие корабли приходят к ней, а не наоборот.
− Хотела спросить, как ты. Когда я услышала, что ты вернулась на службу... − «Мечта о просе» замолкает в замешательстве и посылает по сети слабые сигналы осторожного неодобрения. − Рановато. Разве ты не должна скорбеть? Официально...
Официально сто дней слёз ещё не истекли. Но кораблей мало, и она не на государственной службе, в отличие от Куанг Ту, обязанного демонстрировать образцовое поведение.
− Я в порядке, − отвечает «Тигрица под баньяном». Она скорбит, но это не мешает ей работать, и вообще она подготовила себя к такому ещё со смерти отца. Она не ожидала, что это придёт так болезненно, так скоро, но она приготовилась к этому, скрепя сердце, так, как Куанг Ту никогда не будет готов.
«Мечта о просе» некоторое время молчит. «Тигрица под баньяном» чувствует её через пустоту − чувствует, как радиоволны бьются о корпус, быстрые уколы зондируют внутреннюю сеть и сводят воедино информацию о последних рейсах.
− Ты не в порядке, − говорит «Мечта о просе». − Ты стала медленнее и уходишь в глубокий космос дальше, чем следует, и... − Она делает паузу, в основном для эффекта. − Ты её избегаешь, разве не так?
Обе знают, о чём она говорит: о космической станции, которую строила мама, проекте, призванном стабильно и в изобилии обеспечивать Империю пищей.
− Меня туда не посылали, − отвечает «Тигрица под баньяном». Это не совсем ложь, но опасно близко к ней. Лучше бы ей не знать о существовании станции − она не уверена, что вообще сможет её видеть. Её не волнует Туйет Хоа и мем-импланты, но станция была такой большой частью жизнь мамы, что эти напоминания могут оказаться невыносимыми.
Она разумный корабль. Её воспоминания никогда не потускнеют, не ослабнут и не исказятся. Она помнит песни и сказки, рассказанные шепотом в её коридорах; помнит, как путешествовала с мамой на Первую планету и улыбалась, когда мама показывала необычные места Императорского города: от зверинца до храма, где монахи поклоняются часовщику Чужаков. Помнит, как ослабевшая мама в последние дни, сгорбившись, шла отдохнуть в центральный отсек. Её затрудненное дыхание заполняло коридоры, пока «Тигрице под баньяном» самой не становилось трудно дышать.
