Она помнит о маме всё, но космическая станция − место, где мама работала вдали от детей; проект, о котором она почти не говорила, чтобы не нарушить секретность, − вечно выпадала из её воспоминаний, вечно была обезличенной и далёкой.
− Понимаю, − говорит «Мечта о просе». Опять легкое неодобрение и ещё одно чувство, которое «Тигрица под баньяном» не может определить. Сомнение? Опасение нарушить приличия? − Дитя, ты не можешь так жить.
«Оставь меня в покое», − хочет сказать «Тигрица под баньяном», но, конечно, не может, не такому старому кораблю, как «Мечта о просе».
− Это пройдет, − отвечает она. − А я пока буду заниматься тем, чему меня учили. Меня не в чем упрекнуть.
Она умышленно отвечает на грани дерзости.
− Не в чем, − соглашается «Мечта о просе». − Я и не упрекаю. Не мне тебя учить, как справиться с горем. − Она издает короткий смешок. − Ты знаешь, есть люди, которые ей поклоняются? Я видела храм на Пятьдесят второй планете.
Более лёгкая и радостная тема для разговора.
− Я тоже видела, − отвечает «Тигрица под баньяном». − На Тридцатой планете.
Там стоит статуя мамы. Она улыбается безмятежно, как бодхисаттва, а люди возжигают благовония, прося у неё помощи.
− Ей бы понравилось.
Не слава и поклонение, просто её бы это от души позабавило.
− Хммм. Несомненно. − «Мечта о просе» начинает удаляться, связь с ней немного ухудшается. − Ещё свидимся. Помни, что я сказала.
«Тигрица под баньяном» запомнит, но без удовольствия. И ей не нравится тон, с которым её покидает старый корабль. Кажется, «Мечта о просе» что-то задумала − что-то типичное для стариков, что не оставит «Тигрице под баньяном» другого выбора, кроме как уступить тому, что «Мечта о просе» считает необходимым.
Что ж, ничего не поделаешь. Отправляясь с орбитальной станции в следующий рейс, «Тигрица под баньяном» устанавливает слежку за «Мечтой о просе» и время от времени мониторит сигналы. Похоже, другой корабль не делает ничего неожиданного или подозрительного, и некоторое время спустя «Тигрица под баньяном» перестает следить.
Прокладывая путь между звёздами, она вспоминает.
За неделю до смерти мама пришла на борт и бродила между стен с их бесконечными бегущими текстами. Это всё стихи, которым она учила «Тигрицу под баньяном» в детстве. Благодаря низкой гравитации мама двигается без особого труда, в очередной раз шагая по кораблю к центральному отсеку. Она садится, держа на коленях чашку тёмного чая − по её словам, ей нужен крепкий, чтобы перебить привкус лекарств, которыми её пичкают. Центральный отсек наполняется ароматом свежевскопанной земли, пока «Тигрица под баньяном» не начинает ощущать вкус чая, который не может пить.
