Он работал в Субботу — сказали они, и она засмеялась и ответила им: «Иехошуа? Который и пальцем не ударил о палец в остальные шесть дней недели?» И они тоже засмеялись, потому что нет ничего смешнее, чем мать потешаящаяся над своим сыном, и согласились с ней, что тут она была права.
Иосеф — заметила она — не смеялся над этой шуткой.
Когда укладывались спать, он сказал ей: «Недостаточно того, что он сбежал? А теперь он еще и позорит семью?»
Она не стала спорить с ним. Он хотел возлечь с ней в ту ночь, но она отказала ему, и он по-своему недовольно фыркнул из-за охватившей его злости.
Те, кто были ближе всего к ней, говорили, что Иехошуа изменился. И люди пугались его, как и он сам пугался себя. Те, кто были ближе всего к ней, говорили, что было трудно узнать его, и происходило что-то внутри него, и даже его лицо менялось при этом. Кто-то сказал, что его допрашивали римские стражи, но не стали при этом задерживать.
«Ты должен с ним поговорить», сказала она Иосефу однажды ночью.
Он посмотрел на нее.
«Ты обязан», сказала она, потому что иногда он исполнял свои обязанности. «Ты же его отец. Ты должен пойти и увидеть: все ли с ним хорошо. Я беспокоюсь о нем».
«Ты всегда беспокоилась о нем по пустым поводам».
«Рахав сказала, что слышала: стража допрашивала его. Ты должен пойти туда. Поговори с ним. Приведи домой. Пожалуйста».
Он уставился на нее спокойным взглядом. Его борода теперь побелела, глаза покрылись морщинами, и кожа задубела, и где теперь был тот молодой сильный муж, который мог поднять ее одной рукой? И любил ее? Ей казалось всегда, что он любил ее.
«Нет», ответил он, «он больше ничего не получит от меня».
«Тогда я пойду сама».
Он сделал глубокий вдох и выдох. Она увидела в его лице те же линии, что у Иехошуа. Тот же рассерженный сжатый рот, та же дергающаяся бровь. Они злились одинаково, и это было проблемой.
«Я запрещаю это. Поняла? Ты не будешь нас позорить. Я запрещаю это».
Она посмотрела на него. Кем он был раньше, того не было и в помине.
«Я понимаю», ответила она.
Почти через две недели после этого Иосеф пошел на север поторговаться о закупке дерева. И она позвала своих взрослых сыновей и рассказала, что она хотела сделать, и те согласились с ней.
В этот Песах она не пойдет со своей семьей в Иерусалем. Ее Шмуель сделает жертвоприношение за нее. Она, ее сестра и жена Шмуеля останутся, как в прошлые времена, когда они были молодыми женщинами с кучей маленьких детей. Но при этом, хоть ей не придется вкусить мяса священного ягненка в Иерусалеме, надо будет выполнить важные обязанности. Дом должен будет вычищен, каждый кувшин из-под муки должен будет опустошен от мусора и крошек и промыт.
