— А оружие?
— Добавка к сумме платежа. Или просто подарок африканской стране. Или, уж не знаю, может быть, было условлено, что половина платежа производится деньгами, а половина оружием.
Сильвия приказала отвезти ее к ангару, где Куадри и Треви присматривали за Картой. Сильвия подошла к нему вплотную и спросила в упор:
— Кто все это организовал?
— А с какой стати я должен вам говорить?
— Да потому что семейства Линори больше нет на свете. И если это дело старика Линори…
— Нет, он тут ни при чем. Неужели вы до сих пор еще не поняли? Он не хотел этого. А также ни Миммо, ии Андреа не хотели. Поэтому и убили их всех, всех Линори. И даже Нинни, этого невинного ангелочка, который еще даже не понимал, что такое наркотики и деньги. Но и он тоже поплатился жизнью…
— Так если не они, то кто же все это придумал и организовал? Тано Каридди? Значит, он предал Андреа? Выходит, так. Правда?
Карта, казалось, был внутренне опустошен, последние силы покинули его.
— Я себя сейчас чувствую как собака, хозяин которой уехал и бросил ее одну. Она воет на луну, а вокруг кружат вороны, ожидая, когда она сдохнет от тоски и отчаяния. Что вам от меня надо? Оставьте меня в покое.
— Ты ведь прекрасно знаешь, что тебя сгноят в тюрьме. Живым тебе оттуда уже не выйти. Так неужели Нинни, этот невинный ангелочек, как ты его назвал, останется неотомщенным? Кто отомстит за него? Но ведь вместо тебя это смогу сделать я.
Карта бросил на Сильвию презрительный взгляд.
— Ты — государство. А государство не думает о мести.
— Но я помогу восстановить справедливость, заставлю заплатить по счету. И могу уничтожить тех, кто уничтожил семью Линори. Скажи мне, это Тано ответствен за все?
Карта некоторое время внимательно рассматривал свои руки. Потом поднял голову и проговорил на одном выдохе:
— Да, это он во всем виноват. Но не он один.
— Кто еще?
— Тот человек, что изображен на фотографии. Антонио Эспиноза.
— Мы не знаем, где он сейчас находится. Тебе это известно?
— Да он в порту. У мола номер девять.
Рикардо Респиги стоял у подъезда «Гранд-отеля». Шофер открыл перед ним дверцу машины. Но журналисты и фоторепортеры не давали ему уехать, требуя, чтобы он прежде сделал заявление для печати. Респиги понял, что отказывать им нельзя — это было бы с его стороны сейчас грубой ошибкой, и, собравшись с силами, решил от них не убегать.
— Ну вот я перед вами, к вашим услугам. И не намерен уклоняться от ответов на вопросы как друзей, так и врагов. Однако разрешите мне выразить, — оставляя в стороне все, что я лично думаю об этом преступлении, поразившем в самое сердце меня и мою дочь, — мою глубокую тревогу о стране и государстве. Мы ныне переживаем страшное время. Происходящие вокруг ужасы стали чем-то привычным, борьба за деньги и за власть приняла столь крупные размеры и такие формы, что с этим невозможно более мириться.
