– Это как если бы мы жили в собственном виртуальном описании мира, от которого мы навсегда отгорожены, – так я объясняю это Уолту. – Фантастический ландшафт без выхода, лишь отображающий реальность, которую навечно делает непознаваемой один простой факт…
Он глядит на меня.
– Какой?
– У тебя нет никакой возможности переживать что-либо, кроме своего собственного сознания, – отвечаю я.
* * *
– Дай-ка я хорошенько запомню, – говорит Уолт. – С одной стороны у нас реальный мир: в общем куча субатомных частиц, которых мы никогда в действительности не видим. С другой – наш непосредственный опыт, который категорически отличается от объективного мира в каждом аспекте – просто визуальные, слуховые и тактильные ощущения, которые составляют мир, как мы его знаем, и за пределы которого мы никогда не сможем заглянуть.
– Да, хорошее обобщение, – говорю я. – Но что лежит между ними?
На секунду Уолт задумывается.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает он.
– Что вообще разделяет эти две стороны?
Он задумывается надолго, и потом удивляет меня правильным ответом.
– Я, – говорит он.
– Правильно. Ты стоишь одной ногой в объективной реальности – там, где ты существуешь – а другой в своём непосредственном опыте. И разделением этих двух частей является твой аппарат восприятия, в котором физическая реальность на одной стороне становится явной как чувственные переживания на другой.
Уолт какое-то время размышляет.
– А под «аппаратом восприятия», я полагаю, ты подразумеваешь мозг? – спрашивает он.
– Или что-то, из чего возникает наше восприятие, – отвечаю я.
– Уже довольно точно установлено, что наше восприятие происходит в мозгу, – говорит Уолт.
– Ты называешь это «мозг», но ничто не указывает на то, что этот чувственный аппарат не может быть компьютером, генерирующим эмпирическое содержание в хитроумной симуляции или что-то вроде того.
– Ты хочешь сказать, что мы можем находиться в Матрице?
– Или может быть всё это, – я оглядываюсь вокруг, – просто сон в космическом сознании. Или ещё что-то. Я хочу сказать, что что бы ни было источником нашего восприятия, само оно не является его частью, так же, как видео камеру нельзя найти в снятом ею фильме. Таким образом, исследование картинок ничего не скажет о том, какое устройство использовалось в их производстве, в какой реальности это устройство существует, или даже вообще существует ли за ними объективная реальность. Всё, что мы знаем, это что есть картинки – наш непосредственный опыт – и любая идея, что есть что-то за их пределами, навсегда останется непроверяемым предположением.
