Вася бросился в кухню и увидел склонившееся к нему круглое мамино лицо со
строгими серыми глазами. Оторвавшись от мамы, он захлопал ладошкой по двери в
ванную. Плескание прервалось, и папин голос сказал:
‐В чем дело?
‐Это я! ‐ закричал Вася. ‐ Здравствуй!
‐ Привет, привет,‐ крикнул папа. ‐ Я сейчас выйду.
Разбуженная шумом Элька пробежала на кухню, глухо стукая босыми пяточками, и
после минутной паузы, заполненной поцелуями, спросила:
‐ А чего нам привезли?
Мама немного раздраженно ответила:
‐ Что мы могли привезти из деревни? Мы же не в Москву ездили.
Вместе с родителями вернулись строгости и стеснения, но возвратилось и все
хорошее. Мама опять стала по вечерам вслух читать книжки ‐ не «Мурзилку», а толстые
взрослые книги, на которых было написано «Пушкин», «Гоголь».
«Мурзилку» перестали выписывать по двум причинам, как говорил папа: в стране не
хватает бумаги, а в семье не хватает денег.
‐ У нас партмаксимум,‐ говорил папа таким тоном, что Вася, не очень понимая сути, гордился тем, что у них в семье партмаксимум.
Папа не очень‐то любил объяснять, он огорошивал незнакомым словом и углублялся
в свои газеты. На смену подоспевала мама и растолковывала до конца. Вот, например, говорила она, на одинаковых должностях работают два инженера ‐ один коммунист, другой ‐ беспартийный. Беспартийный получает 800 рублей, а коммунист‐ 400. И больше
этого он не может получать на любой работе. Излишек от ставки выше 400 рублей идет на
пятилетку. Вот что такое партмаксимум! Поэтому Вася не жалел, что нету больше
«Мурзилки». Тем более что Гоголь был еще какой интересный!
Когда мама появлялась с книгой, бабушка уходила на кухню, потому что чуть она
заговаривала во время чтения, как на нее махали руками. Сманивала она с собой и Эльку, которой было скучно слушать.
Вася оставался вдвоем с мамой в своей обжитой, светлой комнате. Ничто не
менялось в ней, и все же показывалось неслыханное чудо‚‐ вправду, как у Гоголя в
«Страшной мести», становилось видимо далеко во все концы света. Вася видел, как
круглая земля распрямилась, стала плоской; взглянешь на горизонт ‐ и вместо неба, уходящего за землю, видишь протяжение земли, чужие далекие города. Земля не уходит
за горизонт, а, наоборот, распластывается в небо; из Новосибирска видно Москву, видно
белую палку Ивана Великого с золотой шишкой.
Жуть брала от этого видения.
Вася видел и не видел маму с книгой, слышал и не слышал ее голос, но ясно видел, как поднимаются из могил мертвецы, сотрясая днепровский берег, один громаднее и
