Воронеже. И если забыться, то кажется, что ничего не изменилось ‐ идет себе как всегда, чувствуя неровности мостовой. Но если опомниться и охватить свершившееся! Здесь, под
этими облаками, в этом воздухе ‐ и Девичье Поле, и МХАТ, и Кремль! Захочет она и в
любую минуту увидит их, потрогает старые, прохладные стены.
‐ Ты все сделал по телеграмме? ‐ неуверенно спросила она, боясь ответа.
‐ Кто о чем, ‐ усмехнулся Иван. ‐ Лежат, лежат билеты. Во МХАТ! На сегодняшний
вечер!
‐ Ох! ‐ только и вздохнула Лида и с такой любовью посмотрела на мужа, что тот лишь
растерянно заулыбался и забормотал невпопад:
‐ Это не я, это товарищ Сталин для тебя расстарался. Всех делегатов пригласили, говорят, он сам рекомендовал посмотреть пьесу.
Лида не спросила даже, что за пьеса ожидает ее. Все это было тоже нереально: пятнадцать лет мечтать о новой встрече с художественным и вдруг сегодня быть там.
Словно в полудреме Лида слышала, как крякнул извозчик, когда пролетка грузно
осела на рессорах под тяжестью семейства и багажа. Лошадь пошла шагом, цокая по
московским камням.
Женщины сидели на кожаных подушках. Иван, держа Эльку, притулился на
скамеечке, спиной к кучеру; Вася стоял посередине, подпертый со всех сторон коленями
взрослых.
‐ Где мы? ‐ спросила Лила таким голосом. каким очнувшийся человек спрашивает:
‹Где я?»
‐ Разве незнакомая местность? ‐ спросил Иван, радуясь, что кое‐что знает в Москве
получше жены. ‐ Кожевники. Вон фабрика «Парижская коммуна».
‐ «Парижская коммуна›‚ ‐ как эхо, повторила Лида.
‐ Ну, ладно. Дом‐то как оставили? Как Таня с дочкой?
‐ Маруся приехала из Сулина. ‐ задумчиво сказала Лида. всматриваясь в
проплывающую улицу. ‐ Совсем переехала. Взяла на себя заботу о Веронике и по дому.
Таня пошла работать в школу.
‐ Значит, все по‐доброму организовалось?
Помолчали. Елена Ивановна сказала:
‐ А ты и не знаешь, Ваня. К нам же племянница
Маруська приехала, а то бы я ни в жизнь Танюшку не оставила.
Иван весело покивал, глядя на мать и стараясь, чтобы глаза не выдали боли и
жалости.
‐ Совсем не слышит? ‐ тихо спросил он у Лиды.
‐ Са‐авсем ‐сов‐сем! ‐ воскликнул Вася, прижмурясь от усилия передать всю
категоричность этого слова, и еще взмахнул кулачком.
Елена Ивановна уловила, что разговор о ней.
‐ Оглохла у тебя мать. Совсем никудышная стала, ‐ она безразлично махнула рукой. ‐
А Танька наша, скажи ж ты, какая упрямая. Вся в отца‐покойника. Я ей говорю ‐ выходи
замуж! ‐ Елена Ивановна пристукнула крепким. сухим кулаком по
