сущность.
‐ Не‐ет, ‐ энергично протянул Иван ‐ Уменя уклонистских перышек нету. Я о другом
думаю: перегнул Михаил Иванович с приемом кулаков в колхозы. Какая тут к черту
теория! Тут голая практика диктует ‐ не пускать! А как ты соображаешь?
‐ Побачим, что дальше будет, ‐ произнес Трусовецкий. ‐ Прения послушаем, резолюцию примем.
Иван насмешливо зажмурился и толкнул: плечо Георгия Остаповича.
Конференция забурлила еще яростней, чем при обсуждении пятилетнего плана.
Один оратор восклицал:
‐ Ставить вопрос, чтобы кулака пускать в колхозы, это примерно то же, что ставить
вопрос, чтобы пустить козла в огород.
другой опровергал его:
‐ У нас нет оснований поправлять тезисы товарища Калинина, которые говорят о
необходимости сплошной коллективизации целых селений и районов. Голое
раскулачивание не решает проблемы, ибо пока существуют индивидуальные хозяйства, они, как учил товарищ Ленин, неизбежно будут выделять капиталистические элементы.
‐ Кулак старается уморить нас голодом. Он поджигает колхозы и стреляет в наших
людей, а на конференции нашей партии приходится доказывать, что мы не должны
принимать кулака в колхозы! ‐ патетически потрясал руками третий
‐ Это образец схоластического мышления, ‐ сердито возражал ему четвертый. ‐ Вы на
расстоянии пытаетесь одним махом разрешить всю классовую борьбу. Задача в том, чтобы усилить контроль над колхозами и внутри их.
Делегат Нижневолжского края меланхолически поведал, как крайком пытался
привлечь к хлебосдаче зажиточные элементы: забронировали за ними промтовары, прокричали глотки, приветствуя тех кулаков, которые сдавали хлеб, водили их в кино и
фотографировали. Заготовили всего три миллиона пудов, и хлебосдача скатилась к нулю.
Пришлось пускать финансовые рычаги, применять бойкот, сажать спекулянтов и
перекупщиков.
‐ Так из месяца в месяц мы врастали в чрезвычайные меры, ‐ заключил он под смех
делегатов.
Иван поглаживал виски. Неспокойная ночь дала, наконец, себя знать. Он уже не в
силах был следить за всеми извивами взаимоисключающих доказательств. Он ждал
выступления Сталина, но Сталин так и не выступил на конференции.
Иван устало вспоминал давнишние слова воронежского секретаря губкома о том, что
революция торопится отставить жестокость и месть. Жестокость! Да, она была в речах
делегатов. Но не месть. Борьба оказалась изнурительней‚ враги ‐ живучее и упорней, чем
казалось это в дни революции и даже гражданской войны.
Заполночь конференция приняла резолюцию по докладу Калинина, а спорный
