Москалев. Это, знаете ли, такая штука, какую и объяснить нельзя…
Вот на этом чинном диване будут спать Вася и Элька. Возле них приспособят кровать
для матери. А с Лидою он уйдет за полог...:
Ох, какой это трудный искус для мужика – прожить год без жены! Но он выдержал
его и теперь, в последние одинокие ночи, особенно почувствовал, как до смерти
истосковался по Лиде. За год отсеялся из памяти всякий житейский вздор и осталась лишь
тоска по жене, да в дни конференции прибавилось уважительное удивление перед нею.
Партийная конференция переиначивает судьбу страны. Снова запахло революцией, опять пришло время поступаться материальными благами ‐ ради великой цели
индустриализации и коллективизации. А Лида словно и не изменяла этому времени, всегда была готова к нему.
Когда золотая десятка‐червонец сменила миллионы нищих бумажек, когда в
магазинах полно появилось всякого добра, то многие партийцы и не партийцы
накинулись с голодухи на вещи. Иван иронически относился к этому поветрию и себе
купил лишь полдюжины сорочек да выходную пиджачную пару, которую, кстати, оставил
в Воронеже, уезжая в Сибирь. Но он вполне оправдывал женщин, считая, что им‐то пора
приодеться. Однако Лида пошила себе три платья да сменила пальто и на этом
решительно закончила обзаведение. Когда Иван лишь иронически пожал плечами, зная, что переубедить ее невозможно, она сказала:
‐Эх ты! Ильич до последних дней ни на капельку не улучшил своего быта, разве что
получше питаться стал как, впрочем, и весь народ... Неужели ты не заметил, что в русских
революционерах всегда был какой‐то аскетизм, причем не насильственный, не
самовнушенный, а очень органический.
‐ И при социализме аскетизм будет?
‐ Ну, еще ни один русский революционер не жил при социализме.
Иван тогда только безнадежно махнул рукой:
‐ Па‐ашла! Из тряпок и то философию вывела. Ты какая‐то неземная, черт подери!
А теперь он гордился тем, что Лида была права: отныне коммунистам опять не до
нарядов, опять наступают суровые времена, правильные времена, как и должно быть в
большевистской стране, которая еще не построила социализм и не уничтожила всех
классовых врагом.. Для Лиды словно и не было нэпа, и она приедет в Москву, в город
своей молодости, такая, какой была давным‐давно, в гражданскую войну, когда еще
носила тяжелую косу, когда даже ей было не до книжек, когда ее светлые глаза темнели
от любви.
Все приготовил Иван, и уже нечего делать, не о чем заботиться. Остается ждать
