признаки.
Среди делегатов разошелся слух, что сегодня днем, перед самой конференцией, на
объединенном Пленуме ЦК и ЦКК, пока секретно, шел разговор о правом уклоне
Бухарина, Рыкова, Томского. Это было неожиданно и тревожно. Все помнили заявление
Политбюро сеньорен‐конвенту 11 конгресса Коминтерна с протестом против слухов о
разногласиях в Политбюро ЦК ВКП (б), Правый уклон дает себя знать в партии. Но до сих
пор он проявлялся внизу, среди нестойких коммунистов, В окружком к Ивану тоже
стучатся правые, пугают, что в ответ на нажим кулаки сократят посевы и приведут страну к
голоду. Один агроном прислал бодрое заявление с требованием упразднить
индивидуальное обложение кулацких хозяйств: «Экономически окрепнувшие
капиталистические элементы нам не страшны. Зачем нам бояться капиталистических
элементов вообще, когда мы имеем государственную власть, Красную Армию, промышленность и транспорт?»
Чего больше ‐ глупости или оппортунистической хитрости ‐ в этой наивной
храбрости? Пусть, мол, бандиты вооружаются, это ничего, потому что у нас милиция тоже
вооружена.
За эту логику бюро окружкома дало доморощенному теоретику строгий выговор с
предупреждением. Иван хотел было исключить его к чертовой матери. Но правых
уклонистов пока не исключают.
Правда, от этих низовых теоретиков правый уклон уже просочился повыше ‐ до
Фрумкина, члена Кавказского бюро. ЦК снял его. Но неужели и на этом дело не
кончилось? Неужели эти местные практики и теоретики, как связующие звенья, как
передаточные колесики кулацких настроений, добрались до центра и нашли тут своих
теоретиков и объединителей?
Эйхе повернулся и сказал через плечо Москалеву с товарищами:
‐ Обратите внимание!
А Иван и так уже обратил внимание, потому что с подозрением следил за каждым
словом председателя Совнаркома.
‐ Сомнение при осуществлении пятилетнего плана‚ ‐ говорил Рыков, ‐ у меня
вызывает вся цепь вопросов, связанных с техникой и с нашими кадрами. Справимся ли
мы с организацией людей, квалифицированной рабочей силы?
Он не ответил на этот вопрос, он просто бросил его в зал, повысив голос. И зал
смутно зашевелился и загудел.
В перерыве делегаты из тесных коридоров Большого Кремлевского Дворца хлынули
на Боровицкую улицу.
Трусовецкий отстал, и Москалев‚ спускаясь по беломраморной лестнице с золотою
решеткой, все оглядывался. Он остановился внизу, где тускло поблескивал темный пол и
отсвечивали на все лады зеркала, и стал смотреть вверх, разыскивая приятеля.
