вместе, В их маленькую комнату можно было попасть только через большую столовую, где середину занимал дубовый стол, покрытый голубою скатертью с бахромой и
окруженный тяжелыми стульями.
В столовой висела фотография. Она всегда висела здесь, она была такой же
неотъемлемой частью дома, как присутствие папы и мамы. Это был портрет Ленина.
Ленин сидел за столом и, склонившись, читал газету.
Фотография была оттиснута прямо на железе ‐ на металлическом прямоугольнике с
выдавленной по краям рамкой.
Ленин умер. Об этом взрослые говорят со строгими лицами. Но Вася родился при
Ленине, и это очень хорошо, мама говорит об этом с гордостью.
Дверь в дверь через коридор жили мама с папой. На столе у них стояла такая же
чернильница‚ как у Ленина на портрете: на ножках‐шариках ‐ мраморная подставка, под
медными колпачками ‐ стеклянные кубики, внутри которых темнеют узкие столбики
чернил.
Перед зеркалом разные флаконы окружали шкатулку, в которой лежало монисто; его
разноцветные снизки были похожи на оранжевые ягоды шиповника, на вишни, на
прозрачный крыжовник. Когда Вася разглядывал монисто, то всегда вспоминал Терны, потому что мама только там и надевала его, а больше никогда и нигде. Он помнит, как
солнечным утром сонно скрипела телега, и равномерно вскидывался впереди огромный
коричневый круп лошади с черным хвостом. Вася прислушивался к разговорам мамы с
возницей и его не мог понять. Мама сидела рядом говорила громко, приветливо, со
знакомой певучей усмешкой, это ее голос, который узнаешь и наяву, и сквозь сон. Но ни
одного слова Вася не ног разобрать. Он встревожился и подергал маму за платье. Она
обернулась и с улыбкой сказала: Мы по‐украински разговариваем. Тут ведь Украина, и
все по‐другому говорят. До сих пор для Васи все говорили так, как в Воронеже. Он
испугался: как же я буду понимать дедушку? Но долгожданная встреча не омрачилась: дедушка с бабушкой умели говорить по‐воронежски.
Дом у них был белый и назывался: хата. А вокруг был сад ‐ в тихом вихре густой
листвы отовсюду выглядывали желтые яблоки, красные вишни, зеленые груши, лиловые
сливы.
‐ И это можно покупать? ‐ с робкой надеждой спросил Вася, почти уверенный, что на
это нужно лишь смотреть.
Дедушка высоко поднял его, в самую гущу зелени, где сильно пахло яблоками, и
сказал:
‐ А ну, рви!
Дедушкина хата нравилась Васе. Только одна комната, которая называлась странным
словом спочивальня, пугала его. Там угол был завешен темными и страшными иконами, Худые лица, длинные бороды, желтые круги над головами, мрачные глаза выступали из
